– Кладите его! – крикнула Мадина Кольцову. – Аккуратно… Вот так, прямо на дорожку.
Антона трусило, глаза закатились еще сильнее. Петров медленно опустил его на старый растрескавшийся асфальт.
– С телефона, может? – Кольцов включил блатняк на телефоне, но Антону становилось только хуже.
Марина осела на землю к сыну.
– Антоша! – Она трясла его за руки и плакала. – Антоша!
– Что он любит? – Мадина кинулась к ней. – Ну, говори!
Марина замотала головой и зарыдала еще сильнее.
– К черту! Думаю, Джексон ему точно понравится.
Мадина два раза стукнула ногой по дорожке и два раза хлопнула в ладоши. Еще и еще. Она начала отбивать ритм песни земли. Снова и снова.
«Та-та-та-та, та-та-та-та, вот эбаут ас?»
– Ися, вступай! – Мадина кивнула сыну. Исаак дождался момента и вошел в ритм своими хлопками.
– Быстрее! – заорала Мадина Кольцову с Петровым. – Подхватывайте ритм! Ноги и руки! Та-та-та-та, та-та-та-та, вот эбаут ас?
Петров ничего не мог с собой поделать, его ноги сами начали двигаться в такт музыке. Ритм соединялся с ударами сердца и, пройдя сквозь него, выходил наружу четким звуком. Стук каблуков форменных ботинок усиливал ритм, заданный Мадиной и Исааком. Петров посмотрел на опешившего Кольцова, но продолжил топать с особым усердием, отдавая всего себя каждому удару.
Кольцов хотел было что-то сказать вышедшему за рамки уставного поведения напарнику, но, может, случай был особой важности, а может, из-за чего-то еще, но он захлопнул отвисшую челюсть и принялся топать вместе со всеми.
Марина наклонилась к Антону. На новом витке ритма, попав ровно в такт, она тихонько замычала сыну в самое ухо напеваемую всеми мелодию. На его щеки капали ее слезы.
Вдруг в храме на остановке зазвучал сухой громкий благовест ко всенощной.
Медный отрывистый гул большого колокола подхватил общий ритм, отбиваемый кучкой людей на пустыре.
Марина почувствовала невероятное облегчение. Вместе со слезами из нее будто выходила черная мутная слизь, в которой, как в формальдегиде, много лет плавало ее сердце. Ей больше не нужна была никакая отдельно взятая свобода, ни фальшивая привязанность к человеку, который казался ей родным, а на деле оказался дьяволом, ни мнимое служение во имя собственной гордыни. А ей нужно было вот это! Контакт. Встреча со всем тем, что сейчас смотрело на нее через траву, деревья, камни в трещине асфальта, на ее некрасиво раскинутые по земле ноги в грязных кроссовках, разномастные ботинки этих странных людей, отбивающих ритм, и Антошины щиколотки, худые, тоскливые, со светлыми завитками волос. Это все рождало в ней что-то такое светлое и чистое, что не помещалось ни в сердце, ни в голову и чему она пока не могла найти слов.
«Если бы только Антоша сейчас услышал ритм… – внезапно пронеслось в голове у Марины. – Только бы он его услышал…»
И тело Антона ослабло. Он снова смог сделать глубокий вдох. Откинутая назад голова стала постепенно подниматься. Марина подхватила ее и положила к себе на колени. Глаза Антона закрылись, а потом снова распахнулись. Он смотрел наверх, и Марине казалось, что в его голубых крапчатых радужках плещется небо.
Когда Антон отдышался и пришел в себя, колокольный звон и отбиваемый всеми ритм уже закончились. Мадина, Исаак, Кольцов, Петров и куча повылезавших на балконы зевак смотрели на него.
Антон блуждал взглядом по всему, что его окружало, и улыбался, а затем резко повернулся к Марине и посмотрел ей прямо в глаза.
– Мама, от тебя так вкусно пахнет! – Антон продолжал улыбаться – он впервые произнес целое длинное предложение. Голос его звучал тихо, уверенно и нежно, как никогда прежде до этого.
– Чем?
– Цветущим садом сразу после дождя.
Марина улыбнулась в ответ. Антон медленно поднялся на локтях, а потом сел рядом с матерью на мокрую траву. Марина смотрела на сына, на умытые водой черные стволы деревьев и мягкого золота листву, на влажную волну шиферных крыш окруживших их домиков, на вздыбленные волосы, тянущиеся антеннами к небу, уставившихся людей – и вдруг засомневалась в четкой грани между жизнью и смертью. Она ясно поняла, что все есть одно и что делить эти две возможности пребывания невероятно глупо.
Марина придвинулась ближе к Антону и положила руку ему на плечо.
– Я видел его! – Антон взял ее за руку.
– Кого, сынок?
– Джексона, мама! Представляешь, он готовился там на сцене к концерту, и это было чертовски зажигательно!
8. Контакт
Мысль позвонить ей пришла ему из влажного мрака ночи, опутавшей черные стволы Филькиной кручи. Он сидел в своем стареньком «ситроене» на окраине рощицы и скользил взглядом за стекающими каплями на лобовом стекле. От каждой дождинки отражался желтый свет фонарей, и казалось, что какой-то божественный шутник швырнул на машину горсть бриллиантов. Здесь, в узком свороте за школой, не было слышно шума большой дороги. Да и не ходил тут никто. Единственными свидетелями безобразного одиночества любого существа, забредшего в этот тупичок мира, были кривые сосны с осинами да сама Филькина круча – круглый несуразный домик, бог знает для чего тут торчащий. Может, как раз для этого? Выслушивать болтающиеся, как старые гайки в жестяном ведре, навязчивые мысли в головах тех, кто оказался здесь и кто хотел поскорее от них избавиться.