Пахе было плевать на них всех. Ругаясь, он поднялся с земли, отряхнулся и поплелся к дороге. Скользя в своем туннеле, он почти ничего не видел вокруг, лишь изредка приоткрывал веки, чтобы сфокусироваться на перекрестке, где, как в кадрах со смещенной резкостью, вместо фар и задних фонарей машин плыли красные и желтые круглые огоньки.
До проезжей части и Пахиного искупления оставалось несколько шагов, когда вдруг он услышал такое тихое, как будто откуда-то издалека, и такое знакомое:
«Паша, Пашута, Пашенька…»
Паха остановился и заозирался. У дороги, в кустах рощицы, скорчившись, лежал паренек в белой рубашке. За ним высились кривые сосны и осинки, а среди стволов чернел круглый домик Филькиной кручи.
– Дядя, дядя, дядечка, родненький, помоги! – голос Пахе показался знакомым.
Паха всмотрелся в лицо паренька.
– Студент, ты, что ль, на?
– Куртку отобрали, рюкзак, ноут там был… и телефон.
– Тю-ю. А сам-то как? Че ноги поджал, пырнули?
– Да нет вроде.
– Ну и вставай тогда. Похолодало. Поди ж то больше чем на семь градусов.
Паренек сел и попытался улыбнуться, но вышла лишь натянутая болью ухмылка.
– Э-э-э, дак если так сидеть будешь, паря, замерзнешь совсем. На мой пухан.
Студент замотал головой.
– Да не смотри, что грязный, внутри всяко чище, чем снаружи. Да и в нем тебя точно больше никто не тронет. Духан не позволит подойти близко.
Паха засмеялся, но смех его больше был похож на кашель с неотхаркивающейся мокротой.
– Ну правда, не надо, мужик.
Паха цыкнул, молча снял с себя пуховик и накинул его на плечи студенту.
– Ну вот, не замерзнешь теперь. Только эта… Если в полицию заяву пойдешь катать, курточку все же сними… А то эти бесы с бомжарами не любят связываться… А дома уж отмоешься от моего духана, паря. Ну давай… Не обессудь…
На миг улыбка студента округлилась, но потом его лицо снова стало озабоченным.
– А сам-то как? – Студент поднялся с земли, скинул куртку и протянул ее Пахе. – Замерзнешь. Не, я не возьму!
– Домой мне срочно надо. К жене и дочке. Не успею замерзнуть.
Студент ничего не ответил. Паха махнул рукой и пошел по дороге назад. Но не пройдя и пары шагов, он внезапно развернулся и крикнул:
– А звать-то тебя как, студент?
– Саня, – крикнул тот в ответ.
Паха ухмыльнулся и опустил голову. Он еще немного постоял так, а потом снова посмотрел на студента:
– В кармане сотыга, Санек.
– Да ну зачем, мужик?
– Говорил же, верну! На кофе, конечно, не хватит, но до дома доехать вполне. Это все, что есть, паря. Уж прости, на… Прости… – последнее слово Паха произнес уже шепотом. Потом он повернулся к студенту спиной и, взмахнув еще раз рукой в вязаном рукаве свитера, поспешил домой.
Санек еще что-то ему говорил, но Паха уже мало что разбирал. Гул неба перемешивался с гудением проводов. Щеки покалывало морозцем. Нужно было скорее вернуться домой. К Натахе, Наташке, Натулечке. Паха вдруг понял, что он нужен ей и она его правда любила, может, и не с того самого дня, когда он втрескался в нее, но любила! И сейчас без него она просто погибнет. Он не может оставить ее и детей, они все были его сложной, но любимой жизнью. От этих мыслей Паха почувствовал себя настолько легким и наполненным, что совсем не заметил, как к гулу ночного неба примешался рев несущейся на него громыхающей фуры.
Он повернул голову влево. Шеньк. Острое лезвие снесло ровным срезом половину ночной улицы. Дома с теплыми желтыми окнами, деревья, фонарные столбы, спешащие домой прохожие и даже сам Паха выдохнули что-то похожее на тихое «а-а-ах» и большой ровной раной поплыли, как срезанный торт-мороженое, в сторону. Выбитые из глаз Пахи слезы взметнулись вверх и, не успев упасть на безразличную землю, превратились с тихим потрескиванием в свежие колкие снежинки.
10. Игровая комната
Маленькая комната утопала в солнечном свете. Шторы на окне были задернуты не до конца. В полоску вымытого до блеска стекла подглядывали пышные кусты неизвестных ей растений, усыпанные розовой пеной мелких соцветий. По стенам комнаты в каком-то витиеватом порядке располагались полки, на каждой – игрушечные домики самых разных форм. В углах возвышались резные деревянные этажерки, покрытые темным лаком. Каждая секция была занята прозрачной пластиковой коробкой, в которой вперемешку лежали детальки конструкторов, карандаши, бусины, деревянные фрукты и овощи, металлические солдатики, резиновые животные и много другой, непонятного происхождения, всячины. На полу тут и там стояли фигурки деревьев размером не больше тюбика клея, миниатюрные качели, фонтаны, заборы на подставках, которые издалека казались решетками из зубочисток, и даже линии электропередач. В открытой и, видимо, только что доставленной коробке, от которой пахло чем-то чужим, лежали новенькие игрушечные фонари. Рядом с коробкой на ковре, довольно скромном по сравнению с остальными предметами обстановки, сидел мальчик и увлеченно рассматривал один из фонарей. Тоненькая металлическая палочка с головой-лампой на изогнутой шее крепилась на круглую платформу с присоской.