Зина не нашлась что ответить.
– Я долго искала кого-то, кто услышит меня. Моя дочь услышала, но она мне не подошла.
– Почему?
– Она не верит в такие штуки. Случившиеся с ней голоса она записала в звуковые аберрации при тревожно-депрессивном расстройстве.
Заметив, что Зина не понимает ее, Алиса поджала губы, немного помолчала, а потом сказала:
– В общем, она полагается на науку, доказательные методы анализа и познания. В необъяснимое она не верит.
– С чего ты… вы решили, что верю я? Я, например, тоже совсем ни во что такое не верю. Я в Бога верю. А он говорит, что все необъяснимое от лукавого.
Алиса мягко улыбнулась.
– А что вам от меня нужно? – недоверчиво спросила Зина.
– Ничего.
– Тогда зачем вы позвали меня в свой сон?
– Я не звала. Просто мы сонастроились.
– Я не хочу ни с кем сонастраиваться. У меня дом, хозяйство, внуки, в конце концов. Дина – кроха еще совсем!
– Твои способности никак не навредят твоим внукам.
– Способности?
– Ну да. Кто-нибудь из твоих подруг сидит во снах на стульях на воде и разговаривает с людьми, встреченными днем ранее в психоневрологическом интернате?
– Я… не… слушайте, я не интересуюсь у подруг такими вещами. Я что, дура?
– Э-э-э… ну вообще, вроде нет.
– Спасибо! – Зина обиженно отвернулась.
Алиса спокойно пережидала, пока ее собеседница справится с эмоциями. Наконец Зина, отыскав нужный вопрос, спросила:
– Но почему все же я?
Алиса пожала плечами.
– Лучше бы влезли в голову какому-нибудь ученому, помогли бы ему научно доказать все эти эзотерические финтифлюшки.
– Им нужны доказательства в реальном мире. А меня уже там нет. Только мое медленно умирающее тело. Ученые не используют в качестве доказательной базы сны.
– А Менделеев?
– Зина, не пытайся подловить меня, не получится.
– Хорошо, но вы же не стали наседать на свою дочь, дали ей возможность отказаться!
Алиса медленно наклонила голову и отвела в сторону глаза.
– В общем, нет! Дудки! Не хочу! Я верю только в Бога и ни во что больше. А он меня точно защитит.
– Зина…
– Нет! – закричала Зина и спрыгнула со стула.
Ее тело с головой тут же погрузилось в черную толщу воды.
Задержав дыхание, она посмотрела наверх: в прозрачной ряби виднелся колыхающийся круг солнца и восемь черных ножек стульев.
Зина помотала головой, посмотрела вниз – там простиралась темная бесконечная бездна, на фоне которой ее бледные тонкие ноги казались такими маленькими и жалкими. Вдруг большая шипастая рыба бурого цвета проплыла под ней и коснулась острым плавником ее стопы.
Зина заорала, выпуская изо рта белую пену пузырьков. Отчаянно замолотив руками и ногами, Зина поплыла наверх, к озаренной солнечным светом поверхности воды, но та все никак не приближалась, а наоборот, с каждым гребком, с каждым отчаянным отталкиванием отдалялась и становилась меньше и меньше. А потом и вовсе исчезла, и Зина поняла, что она не всплывает, а падает. Кислород закончился, пора было делать новый вдох, но тело окутывал черный бесконечный океан. Зина приняла неизбежное и впустила в себя воду.
– Ба! Ба!
Зинаида Григорьевна вскочила на кровати. Сердце ее бешено колотилось. Она ощупала себя и осмотрелась. На нее таращились черные раскосые глазенки внука Исаака.
– Ба! Ты так тяжело дышала, я испугался.
– Ничего, Ися, ничего, приснился страшный несуразный сон.
– Хочешь пить?
Зинаида Григорьевна поперхнулась и резко закашлялась. Исаак заскочил к ней на кровать и принялся аккуратно похлопывать по спине. Наконец кашель прекратился.
– Принеси, милый, принеси. – Она ласково приобняла внука и потрепала его по голове. Он спрыгнул с постели и вприпрыжку выбежал из комнаты.
Пока Исаака не было, Зинаида Григорьевна тонкими пальцами причесала волосы и заплела их в косу. Все это время она думала про внука. Ведь он тоже слышал какие-то голоса. Сколько раз они вместе с его матерью Мадиной отмахивались от разговоров на эту тему. Высмеивали, не верили, ругали. А теперь Зинаиде Григорьевне так захотелось ему рассказать о случае в интернате, а потом и о сегодняшнем сне, но она не могла. Ей было неловко. Во-первых, Исаак мог испугаться, во-вторых, разозлиться и, что еще хуже, отдалиться от нее. А ведь ей стоило такого большого труда стать ему настоящей бабушкой, несмотря на то что они познакомились, когда ему было уже десять и беременная Мадина приволоклась с ним из Шымкента. Но больше всего Зинаиду Григорьевну расстраивало то, что простой сон так растревожил ее.
Все, что она видела, было лишь результатом работы ее мозга. Он сгенерировал сон из событий прошедшего дня. Ну еще бы: интернат, буйный пациент, санитары, новость о смерти подруги и странная женщина в красном берете. Вдобавок ко всему прочему в городе стояла совсем не свойственная маю дикая жара. И в итоге – галлюцинации наяву и репрезентация навязчивых образов в сновидении. Чтобы понимать это, не нужно быть ученым. А Зинаида Григорьевна им как раз и была.