Активные годы, отданные научно-исследовательскому институту, значительно повлияли на ее мышление и видение мира. И лишь выйдя на пенсию, Зинаида Григорьевна дала своему строгому аскетичному мировоззрению некоторое послабление и позволила себе иногда ходить в церковь. Почему произошла такая перемена, она сама не могла понять до конца. Может, из-за того, что сменилось ее окружение, а может, все дело было как раз в приближении конца, перед которым все же нужно было хоть как-то подготовиться. Она была уверена: даже самый ярый атеист хоть раз в жизни видел себя перед вратами в Царство Божие.
– Держи, ба! – Исаак протянул ей высокий стакан, усыпанный мелкими прозрачными каплями.
Она приставила край стакана к губам и осторожно, точно боясь нового столкновения с могучей стихией, пусть и ограниченной сейчас малым пространством, пощупала гладкую подвижную субстанцию языком. Вода приятно смочила высушенный за ночь рот. Зинаида Григорьевна без колебаний вновь поверила в ее доброту и благосклонность. За четыре звучных гулких глотка она осушила стакан и, как заправский работяга, громко охнула. От недавней необъяснимой тревоги не осталось и следа. Зинаида Григорьевна заметила в глазах внука искорки неподдельного восхищения и безумного восторга. Тогда она откинула одеяло:
– А пойдем-ка, дружочек, в церковь! Хочешь со мной, а?
– Конечно, хочу, ба! Только я это… не умею молиться. Научишь меня как правильно?
– Научу. Хотя как правильно ты и сам знаешь! Вот… – Она приложила ладонь к груди Исаака. – Проси отсюда с таким страстным отчаянием, каким только можешь, и Господь услышит тебя.
За красивой резной дверью цвета слоновой кости послышались приглушенные голоса и непонятная возня. Сначала, казалось, кто-то тихо шептался, но потом прятавшиеся за дверью перешли на спор, отчего шепот превратился в вызывающее шипение. Мальчик мягко спрыгнул со стула, подошел к двери и приставил ухо к узкому зазору между двумя створками.
– Ты слишком с ним возишься! – наконец мальчик разобрал голос отца. – И потакаешь ему. Давно пора собрать весь этот хлам у него в комнате и вынести все на помойку.
– Ты чересчур строг с ним, дорогой, – ответила мама. – Может, эти игрушки действительно важны для него?
– Вот я и говорю, что потакаешь ему. Сюсюкаешь с ним. Так он до старости с ними не расстанется.
– И что же в этом плохого?
– А то! Ты видела, что он им позволяет?
За дверью раздался хохот мамы мальчика. Ее голос зазвенел хрустальным колокольчиком в горной долине.
– Неужели ты и в правду думаешь, что эти игрушки могут навредить ему?
– Он позволяет им проявлять… э-э-э…
– Самостоятельность?
– Именно! И ты, как никто другой, знаешь, что этого быть не должно.
– Ну перестань. Кому, как не тебе, знать, что ты в любой момент можешь взять все его игрушки и уничтожить? Но ты же выше этого, да?
Мальчик сильнее прижался ухом к тонкому дереву, но так и не услышал ответа отца. Он почувствовал короткие вибрации, проходящие волнами по его телу. Волоски на руках и затылке приподнялись. Отец думал.
– В конце концов, он может забрать несколько любимых игрушек в новую большую комнату, – наконец ответил отец. Голос его звучал спокойно и даже как-то равнодушно, будто дело уже было решено. – А весь старый, поломанный и убитый пылью хлам надо все же выбросить.
Мальчик посмотрел на игрушки в своих руках. В левой лежал большой резиновый волк, а в правой – два железных солдатика.
– Поверь, дорогая, он даже не заметит, что все старье исчезло! А в качестве утешения подарим ему что-нибудь новое. Ты же знаешь, как дети быстро переключаются на новые игрушки.
– Тш-ш, – прошипела мама.
Голоса за дверью стихли.
Руки мальчика затряслись. Он вдруг представил, что все его игрушки действительно будут уничтожены. В один миг строгой отцовской рукой. И их больше никогда не будет. Никогда и нигде. Совсем. Нижняя губа мальчика затряслась. Дрожь перешла от головы на все тело. Грудь вздымалась от всхлипываний, но в то же время внутри все протестовало. Он резко открыл дверь, но за ней никого не было. Темный бесконечный коридор заканчивался закрытой дверью в родительскую спальню. В воздухе, нежно подсвеченном голубоватым сиянием, медленно и хаотично плавали маленькие круглые шарики, похожие на планеты и одновременно на пылинки.