В просвет между двумя передними сиденьями было видно плечо мальчишки с густыми черными волосами, похожими на щетку. Он часто видел его на службах, и отчего-то отца Алексия радовали эти случайные встречи глазами. В душе при этом всегда разливалась тихая спокойная радость. Иногда ему даже казалось, что вокруг мальчика во время всеобщего чтения молитв мерцало едва различимое золотистое свечение.
– Отец Алексий, спасибо вам! – вдруг подала голос знакомая ему прихожанка Зинаида Григорьевна, сидевшая слева от него. – Ведь, наверное, столько забот у вас…
– Забот много, сестра. Но нет важнее заботы, чем поминовение души невинно погибшего дитяти. Я делаю это с радостью да с Божьей помощью.
– Отец, как же так происходит? Отчего же Бог не спас малышку? Почему Его не было там в тот день?
– Когда мы думаем, что Бог покинул нас, именно в те моменты Он к нам ближе всего. С каждой душой Он был рядом в тот момент. С каждой проживал боль.
– Но невинное дитя…
– Я был на похоронах матери и дочери капитана… Вы знали Катю до смерти?
Зинаида Григорьевна помотала головой.
– А я часто бывал у нее. Девочка страдала тяжелой болезнью. Не могла ни говорить, ни стоять, ни ходить. Только сидела скрюченная в кресле, еле-еле поднимая голову. Так вот, в день похорон, когда посмотрел на нее в гробу, я вдруг осознал, что не видел ничего прекраснее в жизни…
Отец Алексий хотел было сдержаться, но чувства его оказались сильнее, и он продолжил говорить с влажными глазами.
– Ее тело распрямилось… Вы можете себе такое представить? Человек, всю жизнь не имеющий возможности почувствовать всю силу своего тела, только и мог, что переживать боль, а тут каждая его клеточка освобождается! Больше нет ни боли, ни давления, ни спазмов, есть только свобода. У меня до сих перед глазами ее лицо. Чистое, нежное, полное любви и покоя. Как будто все черты встали на свои места. Борозды на переносице разгладились, рот закрылся, губы сложились в легкую улыбку. А пальчики! Прежде скованные и скрюченные болезнью, теперь они лежали ровненькие, полные света и нежности, словно у куколки! Видеть такое освобождение… Это ли не любовь Господа нашего к человеку? Все мое сердце переполнялось любовью, когда я читал заупокойную. Я не мог остановить слез, но то были слезы не горя, а радости. Я даже предался греху и в какие-то моменты читал молитву, не отдаваясь душой слову, настолько ее нежность и красота переполняли мое сердце.
В храме при кладбище поставили свечи и помолились. У могилы прочитали литию. Еще немного потряслись в микроавтобусе, а потом высыпали на просторную лужайку перед небольшим загородным домиком в садоводческом товариществе «Изумруд». Стол решили накрыть прямо в саду. Сидеть в задохнувшемся затхлостью доме не хотелось.
Армен Оганесян нашел где-то на чердаке самовар и теперь чистил его на крыльце дома. Прилетевший из-за границы Анатолий Червоткин напросился отвезти всю компанию вместо внезапно заболевшего водителя микроавтобуса и теперь с одноклассником Павлом Пахомовым тащил неповоротливый складной стол из дома. Инна Карловна и Зинаида Григорьевна несли следом стулья, а худой высокий мальчик в черной толстовке, сын Марины Тюшняковой Антон, сидел у старого магнитофона и пытался поймать радиоволну. Марина Тюшнякова и Мадина Тулиева смахивали тряпками серую пыль с дерматиновой обивки старых табуреток. Анна Хрустицкая уже накрыла расправивший плечи стол пожелтевшей кружевной скатертью и теперь расставляла тарелки. Кажется, Анна была еще слаба, так как быстро устала и вскоре присела на выставленное в тень под липой кресло-качалку. Анатолий Червоткин заботливо укрыл девушку пледом.
На лужайке перед домом Василий Кольцов с сыном рубили для самовара щепу, то и дело один поглядывал на другого, тот отвечал улыбкой, и оба они, потупив взгляд, возвращались к работе.
Чуть подальше, ближе к беседке, увитой зелеными листьями винограда, все еще незнакомая отцу Алексию кудрявая девушка вместе с Натальей Пахомовой, отчего-то похожей на ее старшую сестру, на разложенных прямо на траве подушках играли с детьми Пахомовых и малышкой Мадины Тулиевой – Диной.
Кудрявая девушка все время поглядывала на бегающего туда-сюда Олега Петрова, который в сотый раз интересовался у остальных, нужна ли им его помощь. Но никто не хотел утруждать человека, в котором еще живо было горе. Отцу Алексию виделся в груди Петрова пульсирующий синий шар, из которого во все стороны расползались голубоватые ветки-щупальца, опутывающие все внутренности капитана.