Та же самая вещь происходит, когда человеческая мысль и его жизнь дефилокализуется. То есть когда человеческая мысль остаётся здесь, в этом мире, заканчивающемся могилой и кладбищем. Что-то умирает в таком человеке, и Церковь-Мать, которая ведёт нас к Вечности, в какой-то мере умирает в нём.
Возвращусь к тому самому нашему первому рождению в этот мир. Переходим от тьмы к свету, от бессознательного состоянию к осознанному. Мы более осознаём свою жизнь, чем во чреве матери, переходим из водной среды к воздуху. Что такое воздух? Это распылённая жидкость. Переходим от одиночества, потому что даже если бы мы были близнецами, делили чрево матери с братом или сестрой, - сколько бы мы могли с ними общаться? И переходим к свету этой жизни, к общению. Здесь у нас могут быть друзья. Вот сейчас нас здесь несколько сот человек, и мы не можем в полной мере делиться своими переживаниями, надеждами, разочарованиями. То же происходит и в смерти. Переходим от этого света к другому, рядом с которым наше солнце становится тьмой, переходим от распылённой жидкости, то есть воздуха, в дух. Что мы делаем с воздухом? Мы его вдыхаем. А слово вдыхаем, происходит от слова дух. В смерти мы переходим в дух, в каком-то смысле то же действие, как и тогда, когда жидкость становится распылённой, то есть воздухом, которым дышим. Сейчас же - прямо в дух, мы не дышим, а уже находимся в духе, являемся духом. Тело наше по Воскресении будет одухотворено. Переходим от жизни, где можно разделить общение с другом, двумя, десятью, но когда уже десять…
И вот ещё одна Английская поговорка:
- Двое - это компания
- Трое - уже толпа.
Более трёх - это уже избыток. Вот вас здесь много сейчас, знаю, что многие хотели бы лично познакомиться со мной, многие из вас просили моего личного благословения по дороге сюда. И я с каждым из вас хотел бы познакомиться, но я один в наших земных условиях, а вас несколько сот. И я прошу, не ищите меня, оставьте меня в моём земном уединении, оставьте мне это уединение, где мой долг молиться и служить, сколько положит мне Господь.
В этом году я был перегружен визитами, это было выше моих сил, и, может быть, не будучи перегруженным, я смогу чаще выходить и видеться с вами. Но о чём я хотел сказать параллельно моей жалобе? При превышении какого-то определённого числа уже нет общения. Вот мы не можем общаться друг с другом сейчас по-другому, как только таким образом, так как нас здесь несколько сот. А в Вечности будет не так. В Вечности мы будем не толпой, а Единым Человеком. Как это будет, я не знаю, но мы знаем это догматически. Потому что Господь в трёх лицах является Единосущным, и мы - множество, толпа, будем одним Адамом. Вот что важно.
Поймите, мы переходим со смертью от одного света к другому, окончательному, божественному, вечному, образом которого является наше солнце, причем образом очень слабым. Так и общение. Там мы будем обладать полным общением, исчерпывающим в сравнении с общением сейчас, которое, конечно, больше, чем во чреве матери.
Сознание… Какое сознание мы имели во чреве матери в сравнении с настоящим? Каким сознанием мы будем обладать тогда? И вот в книге отца Софрония «Старец Силуан» он говорит где-то: «Что мы назовём духовной жизнью? Назовём сверхсознательное». Он не удовлетворён этим термином и продолжает объяснять. Но меня это поразило потому, что это перефразирование термина из психологии - подсознательное. Существует в нас что-то подсознательное, которое становиться всё более осознанным в этой жизни (Между прочим, в этом роль исповеди, когда мы осознаём. Увидеть… Осознать - значит увидеть, увидеть умом, а это тоже зрение). И переходим от осознания к тому, что наш филокалический отец Софроний называет сверхсознательным по отношению к тому, что мы называем сознательным в нашем мире.
Таким образом, человек подобен ракете в трёх стадиях. Первая стадия - оплодотворение в смысле прихода в этот мир. Вторая стадия происходит сейчас и тоже является оплодотворением, но духовным, а не телесным, то есть не механическим, когда автоматично, момент за моментом, минута за минутой появляются новые клетки. Сейчас наше оплодотворение - это диалог, иногда скрытый для нас самих, иногда сознательный с Богом, который мы должны делать всё более осознанным. Столько раз, сколько Господь, Дух Господень, Сам или через святых и ангелов предлагает нам что-либо, и моя душа любит и желает Его - это равнозначно новой клетке для будущей жизни. Если эта работа происходит сознательно, тогда появляется та культура, которую я называю Филокалия, и тогда появляется молитва, о которой святой Павел говорит: «Ибо мы не знаем, о чем молиться…» (Рим.8:26). Дух Божий помогает нам тайными воздыханиями, когда мы, может, сами не знаем, что у нас болит и что необходимо.
Наш Творец знает, чего мы хотим, как мать понимает своё новорожденное дитя. Меня часто удивляло, когда я наблюдал молодых мам с ребёнком на руках. Ребёнок играл и в какой-то момент начинал плакать. Мать говорила: ясно, он голоден, и уходила кормить его. Вскоре ребенок вновь плакал, а мать говорила: видно, у него что-то болит. Она переворачивает малыша, и он успокаивается. Затем, когда он снова плачет, мать говорит: а, он капризничает. О мать, откуда ты можешь это знать? Сейчас, когда я стал духовником, я лучше понимаю мать, потому что сам в каком-то смысле стал матерью. Господь даёт матери интуицию для понимания, т.к. ребёнок ничего другого, кроме плача, не скажет - и мать знает, что делать. Ей нет необходимости получать от ребёнка философские наставления к действию.
Господь, который всё создал, изобрёл мать, Он более мать, чем кто-либо. И наши тайные воздыхания, и не только воздыхания слышит Господь, слагает их у Себя и отвечает нам. Филокалия в том, чтобы мы обладали этими тайными сознательными воздыханиями, осознавая их всё более и более. И я бы этим закончил.
Я говорил вначале, что все службы, которые нам дала наша Церковь: каноны, акафисты, молебны - все прекрасны, и вершина нашей культуры - литургия, где мы встречаемся с самим Господом. Сам Христос в виде Тела и Крови, которые мы принесли в жертву и которые Он нам преподаёт, чтобы нам избавиться от греха принесения Его в жертву.
Все молитвы достойны, но в ракурсе Филокалии я хотел бы предложить вам самую простую молитву, которая может и должна стать нашим постоянным состоянием. Когда я сказал подобную фразу на одной встрече с молодёжью в Англии, одна женщина спросила: но как же мне молиться, я не знаю, как мне молиться? И мне пришел этот ответ, который говорю и вам. Я сказал: так скажи об этом Господу и возьми от Него молитву. Не знаешь, как молиться? Скажи Господу: не знаю, как молиться, Ты сам мне об этом скажи. И на этом примере продолжайте и вы.
Вчера я говорил кому-то о разнице между молитвой и ропотом. В роптании мы оставляем Господа вовне, а если бы роптали, не говоря, почему так или эдак - это была бы уже молитва. Может, Господь умиротворит твоё болящее сердце, из-за которого ты ропщешь и грешишь и тогда сможешь сказать Господу: спасибо, Господи, прости, что роптал тогда, но благодарю, что умиротворил меня. И действуйте так. Нет, пожалуй, я закончу другим.
Вот что ещё хотел я рассказать вам в этот вечер. В одном слове, которое говорил отец Софроний в монастыре, он рассказывал об одной вещи, о которой и раньше много раз повествовал. Он был признателен Господу, что познал последний период Церкви, т.е. Великую Молитву в пустыне.
Встретив святого Силуана, он вошел в то, что называется молитвой за весь мир, которая не является лишь фразой «Господи, спаси весь мир», но это состояние, в которое человек входит по мере своих возможностей и переживает то, что переживает Христос в Гефсимании. Он носит в своей молитве боль всего человечества от Адама до тех, кто будет после Непризнанного, которого возжелали Силуан, Софроний, Иосиф, Макарий Великий. Телесно они Его не познали, и мы не познаем никогда. Мы находимся в миру, о котором молились Силуан и Софроний и все неупомянутые отцы-филокалисты. Мы часть этого мира, и родились в окружении энергий этих молитв, которые тоже часть этого мира. Но, возвращаясь к молитве за весь мир…