С неожиданной ясностью Верис понял, что когда кладбище дойдет до границ мертвой территории, могильщики начнут копать ямы на месте сравнявшихся с землей могил, и с полным безразличием отбрасывать в сторону сухие кости. Так уже было не раз, и случится вновь, и будь иначе — вся Земля давно превратилась бы в бесконечный некрополь. Земле все равно, проникал ли ты мыслью в тайны мироздания или — Оп-оп! Ням-ням! Ого-го! — кайфовал в меру дозволенного начальством. Конец будет один — оплывший безвестный холмик, а затем и вовсе ровное место.
Можно сколь угодно долго размышлять на эту тему, изучать феномен бренности, составлять списки эвфемизмов, сборники танатологических поговорок, ухарских и безнадежно печальных, но только в минуту, подобную нынешней, начинаешь понимать, что прежде ничего не понимал. И тогда даже бессмертный почувствует неудержимое желание заглянуть по ту сторону невозвратной черты. А быть может, бессмертного потянет туда особенно сильно. Вот если бы можно было умереть понарошку, а потом вернуться — сколько объявилось бы желающих поиграть в эту игру!
Солнце клонилось к закату. Широколицый здоровяк бросил таскать свои камни и наслаждался приятной усталостью в мышцах. Побегун отмеривал заключительный кросс, уже без особого удовольствия, отчетливо предвкушая грядущий отдых. Жрец сглотнул слюну и потянул носом, стараясь по запаху определить, что подадут на ужин.
Дневной ритм сменялся вечерней негой.
«Ништяк!» — пропел на всю округу, вернувшийся с похорон релаксатор.
В пересменке, ставшей за последние дни привычной, Верис неожиданно уловил незнакомую ноту. Сигнал был узким и предназначался не всем, но в нем собралось воедино столько взаимоисключающих эмоций, что не заметить его оказалось невозможным. Ярость и радость, чувство облегчения и ненависти, острое предвкушение чего-то вовсе запредельного и снова злое бушующее ликование.
В центре поселка, сидя в своей резиденции, главный созывал попрыгунчиков. Верис вслушался, стараясь понять причину ажиотажа. Расстояние было изрядным, но поскольку главный думал о Верисе, разобрать удалось все. По каким-то своим каналам главный получил известие, что никакой проверки к нему не подсылали и, значит, явившийся чужак не ревизор, а самозванец.
«Поймать! Изловить! Доставить!» — вряд ли главный знал все эти слова, но образы были четкими. А на втором плане в сознании начальника мелькали представления о круто изогнутом бараньем роге и мокрой тряпке, которую с силой скручивали, выжимая грязную воду. Нетрудно догадаться, что все это предполагалось делать с Верисом, когда он будет доставлен.
А ведь именно так, наверное, рождаются идиомы. В душе возникает ассоциативный парный образ, и, если человек обладает достаточным словарным запасом, он может обозначить неявную мысль точным словом: «Пустили козла в огород», «Он у меня попляшет», «В бараний рог скручу». Вот только образы у главного возникали, а слов ощущался недостаток, так что произнесть он мог не идиому, а в лучшем случае — идиотизм.
Мысль на мгновение запнулась, словно Буриданов осел, не зная, какой путь выбрать: разбор лингвистической пары «идиома-идиотизм» или размышление о правильности употребления глагольной формы «произнесть», но, по счастью, в сознании выплыла иная мысль, простая и очевидная. Ведь его ищут для того, чтобы скручивать в бараний рог, выжимать его и ноги об него вытирать, а он стоит, как ветряк на юру, и не пытается ничего предпринять.
Возвращаться в обитель чистых нельзя, значит, надо уходить куда глаза глядят. Глаза глядели перед собой на недалекие кусты.
Верис пожал плечами и, стараясь ни о чем не думать, чтобы не навести погоню на след, направился прочь от поселка.
Помойка вскоре кончилась, под ногами зачавкала вода, в воздухе зазвенела кровопийная мошка. Потом место снова стало посуше, но кусты поперек пути переплелись так, что не сразу и продерешься. Если бы можно было лететь, Верис и горя бы не знал, но способность к левитации покинула его вместе с системой собственной безопасности. Значит, иди пешком и сожалей, что у тебя пехи, а не ноги с большими раздвоенными копытами, на которых так удобно разгуливать по болоту. Впрочем, у попрыгунчиков тоже нет копыт, и они вряд ли доберутся в эти места.
— Стоять! Хенде хох!
Только что не было никого, и вдруг перед Верисом возник заросший по самые глаза мужик, и заряженная стрелялка недвусмысленно уставилась Верису в живот.
— Видишь же, стою, — откликнулся Верис. — Ничего себе, естественная среда обитания.