Поправлять Аниту, впрочем, не стал. Не все ли равно, отчего умирать, если на болоте вместо того, чтобы крепче держать рогулю, увлечешься цитированием даже самого великого словаря.
Кстати, са́мого или самого́? Меняется ударение, меняется и смысл. Различные формы самости.
Болотная жижа справа от тропы извивисто шевельнулась, Верис, прервав размышления на полумысли, ткнул рогулькой, прижав скользящую гадину. Змея пенила воду, упруго извиваясь, но Верис изловчился и отсек ножом плоскую голову.
— Вот теперь она будет хороша, — проговорил он, упихивая еще шевелящееся тело в сумку. — Вернемся домой — зажарим. А то я прежде змей не ел.
— Голову тоже подбери, — посоветовала Анита. — Яд сцедим, будут лекарства.
«А ведь прежде, — подумал Верис, — я представить не мог, чтобы есть змей или вообще хоть каких-то животных. Я даже не знаю, что я ел в прежней жизни и откуда оно бралось. Хотелось есть — и я ел. Всегда вкусно, всегда то, что хотелось. А чтобы убить змею, а потом зажарить и съесть — кажется, это называется экстрим-питание. Линда, конечно, вдохновилась бы такой идеей, и с ее подачи толпы скучающих бездельников принялись бы душить змей, засахаривать пиявок, а потом поедать их ради небывалых ощущений. Беда в одном: как только ощущение испытано, оно перестает быть небывалым. Для бывалого человека небывалых вещей не существует».
Святилище располагалось на небольшом холме, в верхней части которого отыскался ход под землю. Верис, насмотревшийся на раскопки, которыми у кучников занимались работяги, сразу понял, что внизу располагается древнее строение, а вернее, его развалины. За тысячелетия ветром нанесло многометровый слой пыли, и если бы не старания людей, соорудивших штольню, можно было бы подумать, что холм имеет естественное происхождение.
Несколько шагов по коридору, облицованному грубым камнем, затем камень сменился металлопластиком, популярным во времена первой экспансии в Галактику. Этот маловажный факт Верис узнал во время восстановления заброшенной станции. Все-таки первое предположение оказалось верным: святилище — осколок прежней цивилизации.
— Священник — где?
— Какой священник? — не поняла Анита.
— Раз святилище, должен быть священник.
— Зачем?
Зачем нужны священники, Верис не знал и объяснил филологически:
— Раз есть святилище, то и священник должен быть. Примерно как огород и огородник.
— Без огородника огород в две недели забурьянет. А святилище стоит себе и стоит. Что ему сделается? Его рыхлить и пропалывать не надо.
Возразить было нечего, поэтому Верис сказал только:
— Давай, я впереди пойду, а то, если здесь людей нет, то внутрь может какая гадина заползти.
— Они сюда не заползают, боятся, — сказала Анита, но посторонилась, пропуская Вериса вперед.
Проход закончился дверью, новодельной, из плетеного камыша. Верис осторожно, стараясь не попортить чужую работу, отворил ее и увидал древнюю телепортационную станцию — копию той, где ожидала посетителей мнемокопия Стана. Конечно, здесь не сохранилось ни одного из тех наивных устройств, что украшали тот конец внепространственного туннеля, но зеркало портала уцелело и спутать его было нельзя ни с чем.
Анита подошла и положила ладони на полированную поверхность. По зеркалу побежали цветные сполохи. Сенсорное управление телепортом работало и было готово отправить посетителя в любой из доступных телепорту пунктов.
— Помнит меня, — сказала Анита.
Она распеленала сына и приложила его животиком к зеркалу. Зеркало полыхнуло всеми цветами побежалости.
— Видишь, и его признал. Младенцев он всегда признает. Теперь и тебе можно.
— А прежде почему нельзя было?
— Ты же еще не совсем свой был. Вдруг бы он тебя не признал? Говорят, туда провалиться можно. Прежде сюда пленных кучников приводили на испытание, так некоторые проваливались, и следа не оставалось, как глотало их.
— Понятно, — сказал Верис.
Оно и впрямь было понятно. Глухие варвары, напрочь лишенные телепатических способностей, не могли привести в действие лишенный ручного управления телепорт, а кучник, пожалуй, мог. И если в душе его царило единственное желание — оказаться подальше от схвативших его врагов, зеркало могло и сработать, отправив бедолагу неведомо куда. Вряд ли после этого его судьба была очень завидна.
— Что за испытание? — на всякий случай спросил Верис.
— Ай! — Анита огорченно махнула рукой. — Думали, если святилище кучника признает и не слопает, из него может человек получиться. Не, напрасный труд, ничего из него не получается. Сидит, хнычет, слова от него не добьешься, работы — ноль. Такого проще убить, чем прокормить. Да еще караулить надо, а то он к своим убежит. Вот и решили пленных больше не брать; кучники-то в плен не берут, сразу убивают.