Психологическая установка и практическая готовность любого защищать свои и чужие права в качестве личностных ценностей — ядро правовой культуры нации. Страстная защита прав другого человека — самая верная гарантия защиты своих прав. В подобном поведении кроется высшее проявление справедливости. Без подобных настроений и устремлений, укоренённых в сердцах людей, им никогда не улыбнется судьба жить в правовом государстве. Подобную психологическую установку на справедливость очень хорошо описал видный деятель Великой французской революции, или, как его ещё называли, «лев революции», Оноре Мирабо: «Я всегда полагаю и буду полагать и впредь, что безразличие к несправедливости есть предательство и подлость». Психология народа, в котором господствуют такие качества, — основа узурпации власти, коррупции, межэтнических и межконфессиональных конфликтов, эмиграции и вымирания населения.
Посему нет лучшего совета любому народу: не допускайте, чтобы права других людей безнаказанно попирались кем-либо, проявляйте солидарность в борьбе за права другого человека. Ведь с безбоязненного и безнаказанного нарушения оных начинается разрушение достоинства отдельной личности, а заканчивается упразднением свободы всего народа. Ведь в этом главные уроки Великой французской революции и далеко не столь великого, как это было принято утверждать в советской литературе, но весьма рокового для судеб всего населения империи, Октябрьского переворота.
Ранее уже отмечалось, что умению воспользоваться своими конституционными правами должна предшествовать некая атмосфера свободы, тип религиозной или иной культуры, в которой культивировалось бы уважение к достоинству человека.
Сами по себе конституционные права — лишь правовые эскизы, отражающие, классифицирующие и упорядочивающие сложившееся в государстве интеллектуальное, духовное и душевное состояние его граждан, естественные формы, методы и способы строительства отношений между ними. Поэтому нельзя не согласиться с утверждением, что законы и установления должны идти рука об руку с прогрессом человеческой души. Об этом же писал, например, и судья Верховного суда США Бенджамин Кардозо: «Именно жизнь отливает формы поведения, которые впоследствии закрепляются правом. Право, в свою очередь, обретает формы, созданные жизнью». Таким образом, в виде конституционных прав люди обретают подробную легализацию и кодификацию ранее уже существовавших у них неписаных традиций, обычаев и правил повседневного поведения во взаимоотношениях друг с другом. В связи с этим следует признать весьма удачным замечание, что лучшие законы, как правило, рождаются из обычаев. Уточним лишь: из справедливых, праведных обычаев.
Иными словами, чтобы в государстве заработал тот или иной основной закон, ему должна предшествовать в «душе» народа некая естественная конституция, некий сложившийся порядок вещей, некая устоявшаяся система ценностей, общепризнанных правовых обычаев, традиций и стереотипов поведения. Без подобной предпосылки права человека рискуют остаться на бумаге, не укорениться в менталитете незнакомого с азами правовой культуры населения страны. На это обстоятельство обращал внимание в своих записках ещё французский политический деятель Жозеф Мари де Местр (1753–1821), отмечавший, что «никогда не существовала свободная нация, которая не имела бы в своей естественной конституции столь же древние, как она сама, зародыши свободы; и всегда лишь те права, которые существовали в естественной конституции нации, ей удавалось успешно развивать путём принятия писаных основных законов». Поэтому весьма наивно конституционные права сводить лишь к некоему перечню норм в соответствующем разделе Основного закона державы, для постижения которых достаточно подробного и внятного научного комментария или судебного толкования.