Торжеству конституционных прав человека в общественном сознании населения страны должна способствовать вполне определённая система правовых институтов для их внедрения, бережного сохранения и надёжной защиты от произвольного упразднения. В данной работе эта система институтов получила наименование инфраструктуры конституционных прав человека. Ранее мы уже писали об инфраструктуре свободы (см. раздел 4). Здесь же речь идёт о дальнейшем развитии системы категорий конституционного права, при которой права человека и свобода народа выступают лишь разными инструментами защиты человеческого достоинства. В качестве составляющих таковой инфраструктуры, напомним, были упомянуты: правовая культура народа, гражданское общество и правовое государство. Анализу основополагающего значения первой было уделено должное внимание в разделах 1 — 3 настоящей работы, теме гражданского общества соответственно посвящён раздел 6, а о роли государства уместно поговорить здесь и сейчас.
5.3.1. ГОСУДАРСТВО И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА
Выдающийся поэт ХХ века И.А. Бродский в своей Нобелевской лекции (1987 г.) высказал на первый взгляд довольно-таки парадоксальную мысль, имеющую вместе с тем прямое отношение к нашей теме. В частности, он заявил: «Я не призываю к замене государства библиотекой — хотя мысль эта неоднократно меня посещала — но я не сомневаюсь, что, выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не основании их политических программ, на земле было бы меньше горя. Мне думается, что потенциального властителя наших судеб следовало бы спрашивать прежде всего не о том, как он представляет себе курс иностранной политики, а о том, как он относится к Стендалю, Диккенсу, Достоевскому… я полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительнее, чем для человека, Диккенса не читавшего». Хорошее, умное и возвышенное суждение. И справедливость оного не вызывала бы сомнений, если бы выбирающие властителей в свою очередь стремились читать шедевры мировой литературы, оказались способными их осмыслить и проявили бы склонность воспринимать окружающий мир посредством своего читательского опыта, который по определению при этом исключал бы бездушность, бездумность и массовое истребление своих соотечественников.
А вместе с тем, судя по истории страны, из которой И.А. Бродский был столь нещадно изгнан, круг читательского интереса основной массы её населения ограничивался преимущественно печатной продукцией, призывающей к классовой, идеологической, религиозной и этнической ненависти. В противном случае ни при каких обстоятельствах на территории СССР не разразилась бы та трагедия, в результате которой, по заключению того же автора, «количество людей, сгинувших в сталинских лагерях, далеко превосходит количество сгинувших в немецких». И скажите на милость: как же должен был в поте лица своего трудиться советский народ, кого должен был предпочитать в качестве своих вождей, чтобы достигнуть подобного ужасающего результата? Когда же при таком трудоёмком процессе было читать Стендаля, Диккенса и Достоевского? Судя по всему: читали по естественным потребностям, а убивали по общественным возможностям.
Может быть, сей трагический опыт советской империи преподал человечеству открытый урок: государство начинается не с государственных символов, государственного языка и государственных тайн, а с книги, чтения, откровенного общения и чистосердечного отношения людей друг к другу. И, если по вопросу о том, начинается ли театр с вешалки можно долго спорить, то утверждение о том, что государство начинается с библиотеки, наверняка, должно стать прописной истиной для всего цивилизованного человечества. Неудивительно, что ещё древние пришли к убеждению: «Продай всё, чем обладаешь, и накупи книг, ибо, как говорят мудрецы, приобретающий книги — приобретает мудрость». А один из выдающихся представителей эпохи Возрождения, голландский философ, теолог и писатель, прозванный благодаря своему нравственному авторитету «князем гуманистов» — Эразм Роттердамский (1469–1536) в своём вселенском культурном космополитизме пошёл ещё дальше смело воскликнув: «Моя родина там, где моя библиотека».