Исходя из этого отношение экзистенциальной философии к любому содержательному истолкованию жизни точнее всего можно было бы разъяснить на примере следующего образа: подобно тому как при чересчур ярком свете глаз слепнет по отношению к окружающим краскам, сливающимся в нераздельную темь, а при ограничении доступа света зрение, наоборот, обретает остроту и красочное многообразие мира становится различимым, точно так же происходит и с переживанием существования. Подле его безусловности неизбежно исчезает любое собственное определение жизни и мира. Но это не означает, что их не существует. Никто не может жить одним лишь экзистенциальным существованием, такое бывает обычно лишь, в отдельные моменты переживающего необычайный подъем личного бытия, когда же экзистенциальное существование нисходит и человек возвращается в сеть постоянных жизненных отношений, вновь становится очевидной несущая основа и все то, что перед этим обесценилось в результате опыта экзистенциального существования в от ношении содержательных определений мира и жизни.
Для философии это означает следующее: расширение основ экзистенциальной философии могло бы совершиться не в непрерывно-последовательном развитии ее понятийного определения, чтобы такое расширение выступило бы теперь в качестве составной части более крупного целого, но лишь таким образом, что подле философии существования должна развиваться еще и другая философия жизни и мира, которая и займется теми ранее исключенными вопросами содержательной реализации. И хотя последняя должна затем постоянно соотноситься с экзистенциальной философией, сама она, по-видимому, не происходит из общего с ней истока и не должна постигаться в рамках единой, непротиворечивой целостности. Между обеими системами скорее останется неразрешимое противоречие, и напряжение между ними придется выносить как выражение неупразднимого напряжения в самом человеческом бытии.
Однако этого едва ли достаточно. Целиком отстраняясь от того, что данное отношение, выстроенное на противоположности между "голым" существованием и содержательными определениями, удовлетворяло бы лишь части выдвинутых возражений, в отношении же других возражений вопрос, наоборот, оставался бы совершенно открытым, это напряженное отношение тем не менее могло бы рассматриваться хотя бы в качестве временной меры, которой необходимо довольствоваться лишь до тех пор, покуда более глубокое видение предмета отсутствует, в течение же всего этого времени следовало бы оберегаться от ошибочных упрощений. Но между этими двумя, антиномично разорванными меж собой сторонами, существуют совершенно определенные отношения, пренебречь которыми в полной мере не может ни одна из них. С одной стороны, некоторая содержательная философия жизни и мира могла бы быть ответственно достижимой лишь в том случае, когда в ее собственное здание одновременно была бы включена за счет экзистенциального начала относительность любых ее отдельных высказываний. Но это отразится в меньшей степени на содержательном корпусе подобной философии, нежели на внутреннем отношении к тому философствующего которое здесь будет заключаться в тихой сдержанности, а также в памятовании о том, что все высказывания экзистенциальной философии все же не являются чем-то окончательным, но выражают всегда лишь совершенно определенную, исторически обусловленную точку зрения, имеющую подле себя другие, столь же возможные и принципиально равноправные с ней воззрения, и что окончательное единство исходит все же лишь из плоскости экзистенциального. С другой стороны, как это уже только что было подмечено, философия некоего в самом себе непременно чисто формального существования, если она не желает выродиться в безответственный авантюризм, не может стать независимой от конкретного содержательного смыслового наполнения.
6. ПЕРСПЕКТИВА
Таким образом, остается одна-единственная возможность: все-таки попытаться найти ту более глубокую основу, которая окажется способной сохранить добрые права экзистенциальной философии и одновременно выведет за ее роковые пределы. При этом одно лишь нащупывание очевидных границ экзистенциальной философии остается как таковое бесплодным и может, самое большее, играть роль предварительного прояснения постановки вопроса. Стало быть, это ни в коем случае не должно смешиваться с конкретной созидающей работой по преодолению. Поэтому-то, возможно, стоит не задерживаться слишком долго на подобных предварительных соображениях и, не обременяя себя чрезмерной методической осторожностью, как можно более непринужденным образом когда-либо взяться за решение поставленных здесь новых задач.
При этом в анализе необходимо исходить из тех данных в опыте человеческой жизни фундаментальных типов поведения, которые предвещают выход за пределы экзистенциально-философской изоляции глубинного одинокого Я к несущему отношению - отношению к лежащей вне человека реальности. Наряду с только что уже затронутой верой наиболее предпочтительно было бы описать любовь и признательное доверие, надежду и спокойное мужество по отношению к будущему - то есть те оказавшиеся за бортом экзистенциальной философии сферы жизни, лишь исходя из которых можно достичь новых основ. Здесь открывается широкая область исследовательских задач.
Под этим углом зрения должны быть с особой тщательностью исследованы все те признаки, за счет которых в нынешнем положении начинает выделяться (причем, по-видимому, во все более возрастающей мере) зарождающееся новое движение, выводящее в позитивном ракурсе за пределы экзистенциализма. Чтобы привести хотя бы пару особенно отчетливых примеров, стоило бы напомнить об уже упомянутом повороте позднего Рильке и о бергенгруэновском открытии некоего "святого ("heilen") в своей основе мира[66], о подробных исследованиях мира любящего сознания у Бинсвангера[67] и весьма проникновенном толковании тоски у Кунца[68], об упомянутых важных начинаниях Марселя, о возврате к "средиземноморским мыслям" такого решительного экзистенциалиста, как Камю, о важности для человеческого бытия защищающего дома, как это увидел Сент-Экзюпери[69] и как это недавно столь убедительно подтвердил Хайдеггер[70]. При этом возникает чувство поразительных новых возможностей, во многом позволяющее надеяться на плодотворную дальнейшую работу. Однако все это лежит за пределами данной попытки введения в экзистенциальную философию[71]. Здесь же стоит ограничиться лишь подобным коротким указанием.
Типы вариантов перевода термина
Уст. — «устойчивый» (часто встречающийся, определенный заранее); возможно более одного на один термин.
Сит. — «ситуативный* (нечастый, зависящий от контекста); возможно более одного на один термин.
66
Werner Bergengruen, Die heile Welt. Zurich 1950. Cp. мое сочинение: Unruhe und Geborgenheit im Weltbild neurer Dichter. Stuttgart 1953, 2. AufL 1958,8.118 ff.
67
L. Binswanger, Grundformen und Erkentnis menschliches Daseins. Zurich 1942,2 AufL 1953.
69
Cp. сборник: Franzosischer Existenzialismus, Stuttgart 1964, в котором я собрал работы различных лет, иллюстрирующие развитие французского экзистенциализма.
70
М. Heidegger, Bauen, Wohnen, Denken. Vortrage und Aufsatze, Pfullingen 1954, S. 145 ff. Cp. с этим также мое сочинение: Mensch und Raum, Stuttgart 1963.
71
Некоторые из затрагивавшихся здесь вопросов разобраны далее в уже названной вначале книге: Neue Geborgenheit, das Problem einer Uberwindung des Existenzialismus, 2 AufL Stuttgart 1960. Об обнаружении границы Cp. кроме того собрание статей: Maß und Vermessenheit des Menschen, Gottingen 1962.