— В последние месяцы Трехо только и делает, что копается в моем прошлом, и вам, Брук, это известно.
— Конде говорит правду? — спросил Дюпре.
Трехо поднялся с опущенной головой. Я подумал, что все кончено: что он раскаялся, и теперь попытается придумать достойный выход.
— Я признаю, что в последнее время я занимался расследованием деятельности доктора Конде.
— И вы отдаете себе отчет, что если вы не представите никаких убедительных доказательств, вас могут уволить и даже отдать под суд за клевету?
— Я отдаю себе отчет. И я хочу сразу же прояснить, что пришел сюда не защищаться. Я пришел как обвинитель. Я хочу, чтобы факультет возбудил уголовное дело против доктора Конде по факту убийства.
Раздраженный Конде вскочил на ноги.
— И я должен выслушивать эти грязные инсинуации, доктор Брук?! Это что, пародия на расследование? Не будем смещать акценты. Обвиняемые здесь — они.
— Спокойнее, доктор. Вы можете уйти, если хотите. Но я останусь, всегда интересно послушать, что люди думают друг о друге. А такая возможность выдается нечасто…
Конде пару мгновений раздумывал, что ему делать: уйти, хлопнув дверью, или остаться. В итоге, он выбрал и сел на место. Он ударил стулом по полу, полагая, что это заменит хлопок дверью.
— Вы считаете, что Конде столкнул госпожу Гранадос в шахту лифта?
— И, пожалуй, ему кое-что известно и о смерти коменданта Виейры.
— Ага, так я убил и коменданта тоже?! Так я кто, по-вашему, серийный убийца?!
— Я не говорил, что убили вы, но вы знаете, кто это сделал.
Брук посмотрел на лежавшие перед ним бумаги.
— Согласно заключению полиции, господин Виейра покончил с собой. Он страдал тяжелой депрессией, и судебный врач не обнаружил никаких признаков насильственной смерти. Профессор Гранадос также покончила самоубийством, хотя официальное следствие еще не закрыто.
— Доктор Брук, это здание угнетает, я это признаю, но два самоубийства за два месяца — это уже несколько чересчур, — сказал Трехо.
Зал наполнился табачным дымом. Брук постоянно бросал на Дюпре неодобрительные взгляды, но представитель министерства никак на них не реагировал.
— У вас есть доказательства, что профессора Гранадос убили?
— Главное доказательство ее самоубийства — это письмо, написанное в стихах. Убийца, столкнув ее в шахту лифта, бросил туда же и эту бумажку, чтобы ее обнаружили как доказательство. Но это было не письмо, а стихотворение. — Трехо открыл свою папку. — Я прошу, чтобы в качестве первой улики вы приложили книгу стихов «Утонувшая в клепсидре». — Он повернулся ко мне: — Миро, не окажете ли мне любезность? Мне всегда стыдно читать стихи на публике.
Я тоже всегда стыдился читать вслух стихи и тем более — опусы Сельвы Гранадос. Но это было необходимо для нашего дела. Я выбрал «Пучину» и «Башню высокого напряжения».
У моей любви не случилось контакта. Вольты страсти канули в никуда. Спаси меня, электричество, своим ударом. Коротким замыканием сердца.Я продолжил неподражаемым «Месье Гильотен», где в конце были такие строки:
Здесь, палач, ты был хозяином. Но я не жертва, я — жрица. Обезглавленная, я буду преследовать тебя во сне. Так дай же упасть твоему окровавленному ножу.Едва я нашел подходящий тон и даже воодушевился, как меня перебил декан:
— А зачем было Конде убивать Гранадос? Да, среди критиков и литературоведов существуют немалые разногласия, но это еще не повод для смертоубийства. — Брук на мгновение задумался, скорее всего вспоминая какой-нибудь эпизод из прошлого. — За исключением случая, если поводом становится борьба за кафедру, но это не наш случай.
— Еще одно доказательство. — Трехо поднялся и протянул Бруку кассету. — Незадолго до смерти Сельва Гранадос встретилась с бывшим секретарем кафедры аргентинской литературы Ириной Стерне. Она, то есть Гранадос, искала доказательства, что Конде сам выкрал книги с кафедры. И вот что выяснилось: книг никогда там и не было. Сельва Гранадос собиралась разоблачить Конде на презентации «Замен» в присутствии факультетского начальства, служащих министерства, репортеров с телевидения… но ее убили, чтобы заставить замолчать.
— Какая глупость! — взорвался Конде. — Никто не позволил бы этой сумасшедшей выступить на публике.
— Выступить мог любой. Это я могу гарантировать, — вмешался Брук. — И мне не нравится, как вы отзываетесь о Гранадос.
— Секрет, который все это время хранил Конде, прост: этих книг вообще не существует. Вообразите, какой бы разразился скандал: критик посвящает всю свою жизнь исследованию трудов одного автора, получает стипендию, кафедру, должность академика, а потом выясняется, что книг, над которыми он работал, никогда не было, за исключением одного рассказика, авторство которого к тому же весьма сомнительно.