Выбрать главу

Теперь я знаю, что делали в тот вечер остальные главные действующие лица предстоящего спектакля. Новарио провел весь день у себя в номере, в отеле «Анкона» на проспекте Мая. В шесть вечера он вышел, чтобы выпить кофе в ближайшем баре, и сыграл там партию в бильярд. Конде в тот день был в Академии гуманитарных наук. У него сдали нервы, и он резко набросился на одного умника, который заметил, что академия не должна заниматься наследием Брокки, пока личность автора полностью не прояснится. Коллеги попытались его успокоить. В ярости Конде покинул зал, и из коридора еще долго раздавались его возмущенные крики о заговоре, жертвой которого стал он — Конде.

Начальство — декан факультета и представитель министерства — уединились в аудитории, чтобы до начала заседания восстановить в памяти сведения об участниках предстоящего процесса. Изучение наших резюме ничего им не дало: моего вообще не существовало в природе, у Гаспара Трехо оно было весьма экстравагантным, у Конде — безапелляционным и бесконечным.

— Вам угрожали? — спросил Трехо.

— Конде меня уволил с кафедры.

— Он не имел права. Пока еще — нет.

— Все равно я уже отдал ему ключи. Если он выиграет, пусть выигрывает во всем.

Я не стал говорить про другую угрозу: в семь утра мне позвонила мать и предупредила, что, если я выступлю против Конде, она не станет мне помогать в поисках новой работы. «И прощай тогда твоя каморка». Она имела в виду мою квартиру. За последние несколько дней она приезжала ко мне раза три — привозила коробки с моими книгами и старыми вещами, которые мне негде было хранить. Как я понял, это была тактика устрашения. Она приезжала, когда меня не было дома, просила ключ у консьержа и оставляла в моей единственной комнате новый подарок, прибывший из далекого прошлого.

Ровно в восемь мы вошли в здание факультета. Я вошел туда как бы впервые. Мы молча спустились в подвал и стали искать в полумраке аудиторию, где должно было состояться собрание.

Подвал факультета занимал большую площадь, чем периметр здания. Его подлинный план был утерян, но легенда утверждала, что он тянется до самого порта. Большая часть подвала не эксплуатировалась: использовались только несколько помещений в непосредственной близости от главной лестницы — проникать дальше никто не осмеливался.

Аудитория напоминала экзаменационный зал. В глубине на небольшом возвышении стоял письменный стол. За столом сидели Басилио Брук, декан факультета философии и гуманитарных наук, и Эрнесто Дюпре, представитель министерства.

Несколько лет назад я посещал занятия Брука, специалиста по Платону и Плотину. Он был ярым противником апологетов учения Платона, для которых устные предания играли такую же важную роль, как и письменные источники. В течение трех лет на факультете шла настоящая война, и Брук в конце концов победил.

Я никогда раньше не видел Дюпре, но знал, что это был скромный профессор испанского языка. Ему было около сорока пяти, и он был моложе Брука лет на пятнадцать. Дюпре сделал своей трубкой приглашающий жест, и мы с Трехо уселись в первом ряду. Несколько раз за вечер Брук заходился в кашле от дыма, но ни Дюпре не погасил свою трубку, ни сам декан не издал ни единой жалобы. Только мы с Трехо сели, вошел Новарио. Он поприветствовал нас кивком и сел чуть поодаль, как бы подчеркивая, что он — не с нами. В баре Трехо объяснил мне, как обстоят дела с этим судебным разбирательством: если мы не предоставим убедительных доказательств против Конде, у декана не будет другого выхода, как уволить меня и лишить Трехо права преподавать. И хотя Новарио был ярым противником Конде, он не выступит против него, чтобы у него не возникло проблем в Южном университете.

В зал вошел Конде. Он поздоровался за руку с Бруком и Дюпре. Потом сел, подвинув стул, чтобы оказаться чуть ближе к столу, чем мы.

— Простите за опоздание. Мне позвонил министр и задержал меня на полчаса.

— Ничего страшного, — равнодушно проговорил Брук. Комната наполнилась табачным дымом.

— Господа, — начал Дюпре, но Брук его перебил:

— Я здесь хозяин. Не забывайте, что вас прислали лишь в качестве наблюдателя. — Он обратился к нам: — Итак, приступим.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

— Я пришел, чтобы разоблачить заговор, — начал доктор Конде. — Заговор против меня.

— И кто заговорщики? — спросил Дюпре.

— Во-первых, присутствующий здесь профессор Новарио и еще один человек, которого я предпочитаю не называть, потому что я джентльмен, а он не может защищаться.

— Оставим щепетильность, — сказал Трехо. — Вы говорите о профессоре Гранадос.

Конде не стал возражать.

— Но я пришел сюда не для того, чтобы разоблачать Сельву Гранадос, которая мертва, и Виктора Новарио, у которого уже нет оружия против меня. Меня беспокоит другой человек: псевдопрофессор несуществующей кафедры, который преследует меня при полной поддержке факультета. Он следит за каждым моим шагом, он копается в моем прошлом, как если бы я был бывшим каторжником, клевещет на меня и пытается очернить мое доброе имя. И у него есть соучастник — человек, которого я сам лично принял на работу на кафедру, господин Эстебан Миро.

Конде повернулся ко мне.

— На чьей вы стороне, Миро? Это ваш последний шанс. Порвите с Трехо, и вы останетесь на своем месте.

— Вопросы здесь задаю я, — сухо проговорил Брук. — Так в чем суть вашей просьбы?

— Я прошу дать отставку Гаспару Трехо и уволить Миро. Я уже близок к тому, чтобы найти исчезнувшие книги Брокки, и я не хочу, чтобы какие-то грязные сплетни бросали тень на издание полного собрания его сочинений.

— У вас есть какие-нибудь доказательства, что вас подвергали травле?

— В последние месяцы Трехо только и делает, что копается в моем прошлом, и вам, Брук, это известно.

— Конде говорит правду? — спросил Дюпре.

Трехо поднялся с опущенной головой. Я подумал, что все кончено: что он раскаялся, и теперь попытается придумать достойный выход.

— Я признаю, что в последнее время я занимался расследованием деятельности доктора Конде.

— И вы отдаете себе отчет, что если вы не представите никаких убедительных доказательств, вас могут уволить и даже отдать под суд за клевету?

— Я отдаю себе отчет. И я хочу сразу же прояснить, что пришел сюда не защищаться. Я пришел как обвинитель. Я хочу, чтобы факультет возбудил уголовное дело против доктора Конде по факту убийства.

Раздраженный Конде вскочил на ноги.

— И я должен выслушивать эти грязные инсинуации, доктор Брук?! Это что, пародия на расследование? Не будем смещать акценты. Обвиняемые здесь — они.

— Спокойнее, доктор. Вы можете уйти, если хотите. Но я останусь, всегда интересно послушать, что люди думают друг о друге. А такая возможность выдается нечасто…

Конде пару мгновений раздумывал, что ему делать: уйти, хлопнув дверью, или остаться. В итоге, он выбрал и сел на место. Он ударил стулом по полу, полагая, что это заменит хлопок дверью.

— Вы считаете, что Конде столкнул госпожу Гранадос в шахту лифта?

— И, пожалуй, ему кое-что известно и о смерти коменданта Виейры.

— Ага, так я убил и коменданта тоже?! Так я кто, по-вашему, серийный убийца?!

— Я не говорил, что убили вы, но вы знаете, кто это сделал.

Брук посмотрел на лежавшие перед ним бумаги.

— Согласно заключению полиции, господин Виейра покончил с собой. Он страдал тяжелой депрессией, и судебный врач не обнаружил никаких признаков насильственной смерти. Профессор Гранадос также покончила самоубийством, хотя официальное следствие еще не закрыто.