При этом тема спецслужбы в современной российской фантастике чрезвычайно тесно связана с темой империи (обзор современных российских фантастических романов, эксплуатирующих темы "империи" и "спецслужбы", приводится в статье Д. Володихина 212)). Если в словарях под империей обычно понимают государство, захватившее другие страны, то для находящихся под влиянием советского опыта отечественных фантастов империя - это в первую очередь государство с мощной службой безопасности. Словосочетание "Имперская служба безопасности" стало в российской фантастике стереотипным. Кстати, филологически это словосочетание восходит к реалиям нацистского рейха, который весьма часто упоминается в построенных фантастами "альтернативных историях".
В рамках империи спецслужба выполняет функции карательного органа. И тут мы подходим к еще одной функции "имперской спецслужбы", эксплуатация которой мотивирует интерес к империям и разведкам в фантастике. Это функция отмщения за обиды и несправедливости. В сюжетах эта функция не всегда бывает выражена явно - именно поэтому Славникова, хотя и упоминает о ней, но не называет в числе главных причин "любви к империи". Однако, пожалуй, именно с этим мотивом связаны наибольшие выплески психической энергии, сопровождающие как создание, так и чтение "имперских" произведений. Не стоит забывать, что имперская фантастика получила наибольшее распространение во вполне определенный период российской истории - период распада Советского Союза, ностальгия по которому неизбежно играет какую-то роль в любых политических размышлениях. Е. И. Петухова и И. В. Чёрный отмечают, что ведущие авторы альтернативно-исторических фантастических романов в России являлись активными участниками процесса демократизации 80-90-х годов, в результатах этого процесса они были разочарованы. Разочарование привело к тому, что "многие произведения объединяет одно: тоска по ушедшей империи" 213).
Александр Ройфе вполне справедливо объяснил появление могущественных террористических империй в фантастике реакцией фантастов на вполне реальные ужасы безвластия и распада империи в российской действительности. "Чем объясняется этакое единогласие? - спрашивает Ройфе по поводу появления большого количества сходных между собой "имперских" романов. - Шаблонностью мышления фантастов, в одночасье возмечтавших о "сильной руке"? Вряд ли. Люди разумные, они прекрасно видят все недостатки авторитарной модели (и первый здесь - Дивов). Но не выплеснуть на бумагу собственную тоску по нормальной жизни писатели не могут. Более того, они обязаны - да, обязаны! - сказать соотечественникам: хватит мириться с ситуацией, когда тот, у кого власть и деньги, фактически стоят над законом; когда у предпринимателей на каждом шагу вымогают взятки, а пенсионерам гарантирована унизительная нищета. Спросите, причем здесь фантастика? Да притом, что именно фантастика может подсказать нам, где находится выход из тупика. И Дивов, Громов, Тырин вовсе не единственные, кто размышляет об этом. О книге Эдуарда Геворкяна "Темная гора" в последнее время много писали. Но перу этого же автора принадлежит и нашумевший роман "Времена негодяев". Прочтите оба произведения, вглядитесь вслед за писателем в кровавый хаос безвластия и мрачновато-величественные обычаи могучей империи - и вы неминуемо сделаете выбор в пользу последней" 214).
Те же самые причины возникновения имперской темы указывает и Д. Володихин, который при этом подчеркивает, что дополнительный импульс этому направлению фантастики придал финансовый кризис 1998 года. "Империя, - пишет Володихин, - всегда начинается с того мига, когда очень много людей одновременно кричат "За что?!". Им больно, им обидно, они работали, а их ограбили, никто их не защищает, никто за них не мстит, не имеют они штуку долларов в месяц, и, значит, людьми себя ощущают с трудом. Надо выправлять положение в пользу более естественного устройства общества. Руки натурально тянутся к тяжелым предметам, а мозги - к Империи. И это не быдло просит колбасы, а народ ищет правды. Империя в конце 90-х приняла роль суперавторитета, обещающего спасение" 215).
Ройфе и Володихин с безупречной точностью установили, что империя в кругозоре современных фантастов есть образ, имеющий важную психологическую функцию. Обращение к "имперскости" - это необходимая, более того, неминуемая реакция на унижения и безобразия переходной эпохи. С одной стороны, империя - это уголок спокойствия. Но и в тех случаях, когда у империи имеется аппарат насилия, - это тоже вполне объяснимо психологически. Империя, даже когда она нарушает принципы справедливости и организует репрессии, необходима именно как реакция измученного сознания - в конце концов, вызванные издевательствами насильников гнев и истерика тоже могут нарушать принципы формальной справедливости.
Обращение к теме империи и спецслужбы мотивировано примерно теми же исходными посылками, что и фильм Станислава Говорухина "Ворошиловский стрелок", в свое время приобретший огромную популярность. Фильм посвящен идее мести - герой фильма с помощью снайперского ружья мстит насильникам своей внучки. После выхода фильма на экран, в интервью журналу "Плейбой" Станислав Говорухин откровенно провозгласил право человека на пристрастную субъективность и личный гнев: "Короче, я живой человек. Когда речь пойдет о совершенно незнакомых мне людях, я конечно скажу: "Что вы, как можно? Нужно действовать по закону..." А коснись это меня - я бы хотел, чтобы все было как в фильме".
В этом коротком, но более чем емком высказывании Говорухин говорит о любопытнейшем моральном феномене - насилии по праву гнева. По сути дела "право гнева" - очень важный, хотя и латентный мотив европейской культуры. На юридическом языке это называется - "в состоянии аффекта". Конечно, убившие в состоянии аффекта не освобождаются от уголовной ответственности. Но, тем не менее, арестованные властями убийцы всегда стараются доказать, что убили, будучи объятыми превосходящими их психическими силами - будь это гнев, ревность или алкогольное опьянение. Хотя советское законодательство считало опьянение даже отягчающим вину обстоятельством, но кроме чисто юридического расчета есть еще нравственный расчет: если человек, убивший вообще без причины, представляется совершенно немыслимым, сатанинским злодеем, то убивший в состоянии аффекта достоин если не юридического прощения, то, по крайне мере, человеческого сочувствия. Аффект исчерпывающе объясняет внутренние основания для убийства, а, как известно, понять значит наполовину простить. Ну, и, кроме того, аффект - это наиболее простительный из мотивов убийства, он куда приемлемее, чем холодный расчет.
В области идеологии право гнева - это самое сильное из оправданий полицейского произвола и государственного террора. Через разные статьи и романы гуляет примерно одна и та же сцена - назидательная речь, зачитываемая, условно говоря, Бывалым и Жестоким Шерифом в адрес Либерального Гуманиста. Бывалый говорит примерно следующее: "Вы прекраснодушные люди со слабыми нервами - вы отрицаете террор и репрессии, поскольку вам не приходилось сталкиваться с мерзавцами нос к носу. Когда же вы своими глазами увидите, как подонки насилуют детей, как маньяки вспарывают животы беременным женщинам - вы сами закричите - "вешать на площадях!"".
У сторонников террора в спорах с либералами имеется неотразимый аргумент - в душе каждого человека таится божество мести, каждый в минуты гнева хотел бы обрушить на головы врагов и мерзавцев все муки вселенной - и хитрому теоретику террора надо только поймать в глазах человека этот миг безудержного негодования, поймать, зафиксировать и возвести в систему.
Упоминающийся в статьях Ройфе и Славниковой Олег Дивов - автор "Выбраковки", самого известного и, в то же время, самого амбивалентного по оценке государственного террора произведения "имперской фантастики". Это классический роман про "империю с имперской спецслужбой". В романе Дивова воображается ближайшее будущее России, где царствует всесильное Агентство социальной безопасности - ведомство, без суда "выбраковывающее" всех преступников, миллионами отправляя их на пожизненную каторгу. Роман совершенно утопический - ибо массовый террор в романе не только стопроцентно побеждает преступность, но и приводит к замечательным последствиям буквально во всех сферах общественной жизни, кругом царит порядок и изобилие, и картины портит лишь нарушения прав человека в отношении всяких "подонков", В романе неоднократно на разные лады повторяются аргументы Бывалого посмотрите внимательно на преступления, на несчастных жертв, и у вас отпадут всякие сомнения в необходимости террора. И страшно любопытно, что свое происхождение система террора ведет именно из этого мгновенного "впечатления". Некий хороший человек столкнулся с толпой обкурившихся бандитов, его жену на его глазах изнасиловали и зарезали, сам он с трудом выжил после множества пулевых ранений, но в больнице он успел написать "меморандум", в котором была разработана идея Агентства социальной безопасности и выбраковки и который был воплощен в жизнь правителями России. Когда на глазах человека насиловали и убивали его жену, в нем родился великий гнев, который был зафиксирован - сначала в тексте меморандума, а затем и в "оргмероприятиях".