18. Энергия, сущность, миф, интеллигенция, софийность. Остается возможность смотреть на сущность с точки зрения софийности и энергии (226); интеллигентно-смысловые данности в нем (т.е. в мифе. – В.П.), энергиями которых он пронизывается и освещается (206); по смысловой энергии это тождественные вещи (т.е. сверх-умное мышление и перво-сущность. – В.П.) (104); энергия перво-сущности почиет на такой интеллигенции (104). Тут логос того момента в софийности, при помощи которого она делается энергией, т.е. выражается как соотнесенность и тождество со всем вне-сущностным и алогическим (222); сущность вмещает в себе все возможные смыслы в одной точке. Развертывая эту точку в ее самовыражении, в ее энергиях, мы получаем то одно, то другое энергийное излучение (227).
19. Энергийность и апофатизм человека. Мы чувствуем в нем (т.е. в живом человеке. – В.П.) этот скрытый и никогда не проявляемый до конца апофатический момент, который вечно оживляет этого человека, посылает из глубин его сущности наверх, на внешность, все новые и новые смысловые энергии (162).
1. Сущность получила художественное выражение, и логос этого выражения, этой энергии есть эстетика (222); логос выражения эйдоса есть эстетика (211); логос энергии, или эстетика (226). Такова эстетика – в данном случае (на примере метафоры. – В.П.), эстетика поэзии, или поэтика. Такова же и всякая иная эстетика (211). Логос выражения эйдоса есть предмет эстетики (210).
2. Музыкальная эстетика, трактующая о сплошном, алогическом становлении смысла, но так, что этот смысл оказывается чистым временем, т.е. в основе некоей модификацией числа, причем это алогическое становящееся число, или время, дается тут как выражаемое и как символ (220).
3. Эстетический строй речи; эстетическая природа имени (222).
Я
1. Я, индивидуальный субъект, могу иметь вне-индивидуальное, общее для всех, понимание данного предмета (81); я нахожусь в общении с вещью (193); я могу действовать так, как того требует сама сущность вещи (194). Ноэматическая энергема предполагает осмысленную раздельность субъекта, «я», и – предмета, предметной сущности (92); я энергийно осмыслен данной вещью (194). Только в мифе и начинаю знать другое как себя, и тогда мое слово – магично. Я знаю другое как себя и могу им управлять и пользоваться (168). Я могу, желая познать себя и видя себя ограниченным, выйти за пределы своей ограниченности и распространиться вдаль и вширь, по безбрежному океану моего инобытия; вместо созерцания определенных границ, я могу их полагать, и при этом – полагать неизменно и неустанно, сплошь, переходя в некое интеллигентное становление (119 – 120); я могу и должен установить пределы и своему собственному интеллигентному становлению, я сам для себя положил свои пределы, т.е. ввел определенность и ограниченность самого себя в пределы своей же собственной интеллигенции (120). Когда предметная сущность слова, или эйдос, смысл вещи, попадает в мой психический мир, я всячески переделываю и искажаю этот эйдос. Одни его моменты я вижу хорошо, другие – плохо (184). Если я говорю о вещах так, что неизвестно, как их переживает мое тело, – я строю не психологию, а нечто другое (190).