А.Ф. Лосев.
ФИЛОСОФИЯ ИМЕНИ
Научное издание
Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета
Рекомендована кафедрой истории зарубежной философии философского факультета МГУ
Издательство Московского университета
1990, 269 с.
Сдано в набор 19.12.89.
Подп. в печ. 07.05.90.
Тираж 40.000 экз.
Цена 1 р. 80 к.
А.Л. Доброхотов.
«ФИЛОСОФИЯ ИМЕНИ» НА ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКОЙ КАРТЕ XX ВЕКА
Теоретический трактат «Философия имени» занимает особое место в творчестве А.Ф. Лосева. Книга вышла в свет в 1927 г. одновременно с целой серией больших работ А.Ф. Лосева, ставшей итогом первого периода его научной деятельности. Но в этом блестящем ряду она выделяется своей изощренной теоретичностью и концентрированностью на главных проблемах мировоззрения автора. В ее лаконичных, иногда суховатых и перегруженных терминологией построениях, в ее формулах, сжато выражающих результаты многолетних размышлений, просвечивает пафос «умного экстаза», о котором писали древние неоплатоники. Автор и сам называет «Философию имени» просто философией, подчеркивая, что речь в ней идет о главном и единственном предмете, которым занимается эта наука.
То, что книга оказалась теоретическим итогом большого периода (о следующем периоде можно было бы сказать: «дальше – тишина»), то, что она сжала в одну конструкцию богатство многих философских течений начала века, определило ее дальнейшую судьбу. С одной стороны, она впечатляла своей глубиной, с другой – содержание ее было так закодировано, что она выпала бы из научной жизни (что и произошло), даже если бы для этого не было политических причин. Надо надеяться, что теперь это зерно даст всходы, потому что пришло время расшифровывать и усваивать ее содержание.
Попробуем начертить систему историко-философских координат, своего рода карту, в которой можно разместить содержание «Философии имени». Конец XIX – начало XX в. – время глубокого поворота в западноевропейской философии. Постепенно возрождается трансцендентальная философия, которая в свое время сделала новую эпоху, но была вытеснена практицизмом и витализмом XIX в. На Востоке и Западе начинаются переосмысление религиозного опыта, борьба с либеральной теологией, с «розовым христианством», с непомерным втягиванием религии в «царство кесаря». Это, скорее, период размежеваний, чем соединений: и философия и богословие стремятся вернуться к истокам, найти свою собственную природу. В философии самыми показательными явлениями были неокантианство и феноменология. Неокантианство ищет чистую структуру познавательной и этической способности, но не понимает диалектической традиции западной философии. Исключением, быть может, оказался Кассирер, совместивший в своем позднем творчестве философию познания, языка, мифа и символа на трансцендентальной основе. Феноменология нащупывает новый путь философии, открывая мир активного сознания, который строит рациональность особого типа, свободную от психологических привнесений и некритических допущений. Но феноменология отгораживается от содержательной стороны анализа, замыкаясь в рамках описания чистых явлений и конструирования их смыслов. Свой особый путь в этом течении находит русская философия, пытающаяся строить «конкретную метафизику», соединить личностный смысл с формальным анализом, однако ей не хватает строгого метода и последовательной систематичности. Работа А.Ф. Лосева – как раз тот пункт развития русской философии, в котором происходит встреча духовной эволюции с созданием формального метода. (Интересно, что «Философия имени» выходит в один год с «Бытием и временем» М. Хайдеггера, где западная философия прорывается к аналогичному синтезу.)
В контексте русской философии «Философия имени» также занимает своеобразное место. А.Ф. Лосев с достаточной определенностью указывает на своих предшественников, но тонкие нити связывают его работу со всеми основными направлениями русского философского ренессанса. Здесь и «всеединство» В. Соловьева, и философия языка А. Потебни. Учение о слове и эйдосе, выработанное П. Флоренским, несомненно, было одним из источников «Философии имени». Более отдаленная связь существует между теорией символизма Вяч. Иванова и книгой Лосева, но эта связь есть. Иванов впервые открывает для русской философии символ не как литературный прием, а как самостоятельный тип мышления, синтезирующий непосредственность и бесконечную многозначность образа с логической силой и необходимыми импликациями понятия. Нельзя не упомянуть течения, которое строило гносеологию на фундаменте интуитивизма и феноменологии (Н. Лосский, И. Ильин, Г. Шпет). Разные варианты этого направления общим результатом имели открытие специфического типа эмпиричности: с этой точки зрения нахождение идеальных эйдосов мыслящего сознания есть опытный процесс, и как таковой он связан с преображением личности (моральным и интеллектуальным) в ходе эволюции познания. Философия творчества, развиваемая Н. Бердяевым и Ф. Степуном в романтическом ключе, А. Белым и Вяч. Ивановым – в символическом, также должна попасть в круг нашего внимания. Не мог оказаться в стороне от этой тематики и христианский платонизм Франка, поскольку проблема абсолютного знания тесно связана с ролью языка, понятия и символа в познании. Особого разговора требует книга С. Булгакова «Философия имени», но поскольку она выросла из того же комплекса проблем и событий, что книга А.Ф. Лосева, реализовав в то же время иной философский путь, ориентиром на нашей условной карте она вряд ли может быть.