Сама теоретическая историология заключает в себе несколько уровней исследования, от самого общего, прямо смыкающегося с историософией, — общей теоретической историологии, до более конкретного, включающего концепции, которые относятся не к историческому процессу в целом, а отражают развитие обществ только одного типа и т.п. — частной теоретической историологии.
Историософия и общая теоретическая историология настолько тесно связаны и взаимно проникают друг в друга, что когда говорят о философии истории, то чаще всего практически имеют в виду не столько собственно историософию в самом узком смысле слова, сколько ее — взятую вместе с общей теоретической историологией. Вот еще одно, уже третье значение термина «философия истории» и второе, более широкое, значение слова «историософия». Именно философии истории в самом широком смысле слова посвящена настоящая работа. В ней в неразрывном единстве излагается и собственно философия истории, и общая теоретическая историология.
Причин невнимания историков к теоретической историологии существует несколько. Одна из них состоит в том, что нарративная историология столь долго была единственно существующим разделом исторической науки, что для многих историков понятие нарративной историологии было равнозначно понятию историологии вообще.
Другая причина, характерная для отечественных историков, — наше недавнее прошлое, когда всем историкам в принудительном порядке в качестве единственно верной общей теории общества и истории навязывался исторический материализм. Материалистическое понимание истории практически рассматривалось в качестве не просто наиболее общей, а единственно возможной и единственно правильной теории исторического процесса. Поэтому всякая попытка разработки теоретической историологии встречалась нашим идеологическим руководством в штыки и объявлялась ревизионизмом. Все это отбивало охоту заниматься теоретическими изысканиями в области истории.
К этому нужно добавить, что марксизм, став господствующей идеологией и средством оправдания существующих в нашей стране «социалистических» (в действительности же ничего общего с социализмом не имеющих) порядков, переродился: из стройной системы научных взглядов превратился в набор штампованных фраз, используемых в качестве заклинаний и лозунгов. Настоящий марксизм был замещен видимостью марксизма — псевдомарксизмом.1 Подробнее см.: Семенов Ю.И. Россия: Что с ней случилось в двадцатом веке // Российский этнограф. Вып. 20. М., 1993.Это затронуло все составные части марксизма, не исключая философии, а тем самым и материалистического понимания истории.
Произошло то, чего больше всего боялся Ф. Энгельс. «...Материалистический метод, — писал он, — превращается в свою противоположность, когда им пользуются не как руководящей нитью при историческом исследовании, а как готовым шаблоном, по которому кроят и перекраивают исторические факты».2 Энгельс Ф. Письмо П. Эрнсту, 5 июня 1890 г. // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 37. С. 351.При этом не только превращались в мертвые схемы действительные положения материалистического понимания истории, но и выдавались за непреложные марксистские истины такие тезисы, которые не только не входили в систему идей материалистического понимания истории, но и вообще никак не вытекали из исторического материализма.
Все это порождало у наших историков сомнения в пользе материалистического понимания истории или даже резко отрицательную оценку всех его положений, а у некоторых из них все это перерастало в скептическое отношение к любым теоретическим построениям в этой области. Поэтому начавшаяся еще в годы перестройки критика материалистического понимание истории была встречена многими историками с сочувствием. Некоторые из них даже активно включились в борьбу. И далеко не все историки, отбросив исторический материализм, бросились искать иную философию истории. Часть их вообще стала отказываться от всякой теории.