Уместно несколько слов сказать и о субъекте исторического процесса. Горячие споры по этому вопросу снимаются тем замечанием, что сама теория, уровень рассмотрения проблемы и определяет — кто выступает субъектом истории. А спектр здесь весьма широкий: человечество, общество, общества, государства, страны, народы, этносы, нации, цивилизации, культуры, расы, социальные группы, политические партии, исторические личности. Сам вопрос в отрыве от предметной области и уровня исследования представляется неправомерным. Для всемирной истории таким субъектом выступает все человечество, для исторических теорий среднего уровня — это уже определенные субъекты.
Философия истории в классическом смысле, как философское осмысление исторического процесса, в настоящее время переживает критический период своей собственной истории. Вопрос стоит принципиально остро: как возможна философия истории сегодня? На этапе, когда, с одной стороны, историческая наука все более определяется как наука и все менее (на первый взгляд) нуждается в философии истории. Процесс этот объективен и связан с обретением научной зрелости, что мы и можем наблюдать в истории развития других наук, когда они самоопределялись и выходили из материнского лона философии. С другой стороны, методологические требования к научному знанию стали более ясными и не спекулятивными. Они стали научными. Стало ясно, что философия истории или должна поставить точку в своей собственной истории, или начать новую ее главу.
Современная философия истории трансформировалась в социальную философию и футурологию. Правомерен ли такой подход? Или действительно пришел конец спекулятивным концепциям истории? Ответ надо искать в принципиально иной плоскости переосмысления самой философии истории, ее статуса. Необходимо позиционировать ее как по отношению к самой философии, так и по отношению к исторической науке.
Философия истории в принципе не может быть исчерпана как часть философии. Самоопределение физики из метафизики (и всех других конкретных наук из философии) не сняло с повестки дня философию науки не только в общем плане, но и на уровне философии конкретных наук. Более того, именно последние достижения в той же самой физике, математике, да и других науках с определенностью показали, что именно философский (методологический) прорыв и позволил подвинуть их к новым достижениям с позиции «конца» этих наук, как теоретически исчерпанных. Достаточно вспомнить рассуждения по этому поводу физика Г. Лоренца или самонадеянность известного труда «Основы арифметики» Г. Фреге. Оба, «закрывая» теоретические перспективы этих наук своими рассуждениями и трудами, стали свидетелями нового теоретического взлета физики и математики еще при своей жизни. Новый прорыв был осуществлен теорией относительности Эйнштейна и теорией множеств Кантора. В обоих случаях была перевернута страница исчерпавшего себя методологического подхода, а сами науки получили новый мощный импульс развития.
Аналогична ситуация и в современной всемирной истории. Она нуждается в новой методологии, которая должна ответить на перечисленные выше классические вопросы. Но надо понимать, что придется согласиться с новым определением предмета исторической науки. Поэтому, если и говорить о кризисе, то он, прежде всего, является кризисом методологии.
При изложении классических концепций философии истории можно увидеть, как они использовались и обнаружить их неисчерпанный теоретический потенциал.
Анализ ключевых концепций философии истории, то есть тех, которые выводили понимание истории на новый качественный уровень, позволит ознакомиться с целым спектром исторически обусловленных ответов на поставленные выше вопросы. Пока что приходится констатировать, что на современном этапе можно обнаружить кризис, который не под силу «постмодернистскому повороту».
I. Современная историческая наука находится в кризисе, который определяется ее активным развитием. Накопленный огромный эмпирический и теоретический материал требует нового методологического осмысления.