Фауст предстает перед миром этаким демиургом, чей великий план осуществляется трудом многих человеческих рук. Заболоцкий рисует тождественную картину грандиозного строительства, однако избирает иную точку зрения. Его герой — тот самый фаустовский землекоп, неведомый исполнитель чужого плана, но вдохновенный его размахом не менее самого демиурга:
Весь путь Николая Заболоцкого, его жизнь, его творчество свидетельствуют о великой трагедии современности — трагедии человекобога, демиурга, фаустианца, который, отринув христианские ценности, увлекся невероятными фантастическими переустройствами на земле, каковые могут осуществляться в действительности только через принуждение. Однако безупречная нравственная чистота не позволяет поэту отвергнуть категорию свободы как основу человеческого бытия, противодействуя его рационалистическим поискам.
Натурфилософская лирика Заболоцкого обнаруживает свою подлинную ценность, когда зиждется на созерцательной, почти мистической философии, одухотворяющей природу. Милая его сердцу идея обращения содержит в себе почти похожее разрешение проблемы бессмертия, что и христианская идея преображения и воскресения. Поэт увековечивает сознание как высшую форму «таинственной» материи, о чем исповедуется в письме к Константину Циолковскому: «Личное бессмертие возможно только в одной организации. Не бессмертны ни человек, ни атом, ни электрон. Бессмертна и все более блаженна лишь материя — тот таинственный материал, который мы никак не можем уловить в его окончательном и простейшем виде». Еще чуть-чуть, и поэт заговорит о Фаворском свете, о чудесных потоках божественной энергии, пронизывающих сущее. Он близок к идее надмирного, когда размышляет «о блаженстве не нас самих, а о блаженстве нашего материала в других, более совершенных организациях».
К концу жизни Николай Заболоцкий подытоживает свои размышления: «Человек и природа — это единство, и говорить всерьез о каком-то покорении природы может только круглый дуралей и дуалист. Как могу я, человек, покорять природу, если сам я есть не что иное, как ее разум, ее мысль? В нашем быту это выражение «покорение природы» существует лишь как рабочий термин, унаследованный из языка дикарей. Энгельс, Вернадский, Циолковский хорошо разъяснили нам подлинную суть этого явления».
Те же великие первопроходцы научного естествознания остаются кумирами поэта. Но уже нет жгучего желания переделки мира и человека. Есть лишь грустное чувство экклезиастической мудрости. Кажется, вот-вот рухнет матовый купол Гете, и поэт увидит ангелов, увидит Бога. Перед смертью Заболоцкий мечтает сотворить поэму «Поклонение волхвов» и набрасывает план будущего произведения, где действуют пастухи, животные, ангелы — те, кто окружает Христа в первые дни Пришествия. Тема поклонения волхвов есть тема отрешения от безверия, тема покаяния, тема приятия Бога, и умирающий Заболоцкий обдумывает ее перед уходом в мир иной. «Хочется верить, — пишет сын поэта, — что не случайно провидение остановило его руку после последнего умиротворяющего слова — ангелы».
III
Николай Олейников, примыкавший к «Объединению реального искусства», обвиняется современниками в тех же «грехах», что и Николай Заболоцкий. По мнению Анны Ахматовой, этот иронический поэт «пишет, как капитан Лебядкин». Впрочем, литературовед Лидия Гинзбург подмечает, что «вкус Анны Андреевны имеет своим пределом Мандельштама, Пастернака. Обэриуты уже за пределом. Она думает, что Олейников — шутка, что вообще так шутят».
Действительно, предтечами Олейникова исследователи называют литераторов сатирической традиции (Иван Мятлев, Козьма Прутков, Аркадий Бухов, Саша Черный). Они обнаруживают в олейниковских стихах точки соприкосновения с «инфантильной» стилистикой Велимира Хлебникова, Александра Введенского и Даниила Хармса. Находят в них интонационные перепевы поэзии Николая Заболоцкого. Устанавливают определенные аллюзии на произведения Гете, Державина, Маяковского. Вместе с тем, пытаются доказать, что «Олейников и Достоевский не связаны влиянием, а лишь отражают особенности любительского сочинительства, его особую, только воспроизведенную Достоевским, поэтику» (Софья Полякова).