С. Попова: Светлана Попова, философский факультет СПбГУ. У меня возник такой вопрос. Здесь прозвучало «карнавал» в контексте четвертого произведения Кьеркегора. И возникает такой вопрос: можно ли в принципе считать это произведение началом вот этой самой полифонии, о которой пишет Бахтин? Вместе с тем, здесь прозвучала такая вещь как «модератор», как модератор именно этого произведения, т. е. автор выступает модератором. Вот здесь хотела спросить, в каком контексте выступает понятие «модератор»? Ведь модератор — это когда у нас собран круг из пяти человек, и кто-то в этой дискуссии выступает модератором. Или модератор — это автор, который описывает дискуссию этих пяти человек, и тогда мы говорим о полифонии? Ну, и второй вопрос: почему человек — это «трояко размыкающее»?
С.С. Хоружий: Последнее — это уже я, а не Кьеркегор. Так называется мой текст, один из основных моих текстов. Называется же он так потому, что, согласно синергийной антропологии, человек осуществляет три вида размыкания, которые для него конститутивны: онтологическое, онтическое и виртуальное. В лекции же шла речь только об онтологическом размыкании, поскольку у Кьеркегора фигурирует единственно лишь оно.
Теперь по поводу полифонии. В моем изложении, боюсь, наложились друг на друга две различные вещи. Есть обсуждавшийся нами эксцентрический текст на шестидесяти страницах в «Ненаучном послесловии», где Климакус устраивает собеседование, рассаживает всех персонажей и их друг с другом сравнивает и стравливает. Называть это полифонией? Нет, конечно. Это литературная игра, скажем так, экзистенциальная игра, эксцентрика. Полифонией является совсем другое. Полифонией является весь ансамбль из шести сценариев. Вот здесь, применительно к этому литературному целому, слово «полифония» может пониматься уже совершенно всерьез, и я, как говорится, положив Бахтина, с одной стороны, и Кьеркегора, с другой, вполне берусь доказать, что у Кьеркегора полифония имеет место. Но текст со встречею масок все же тоже имеет касательство к полифонии: в нем автор указывает, что разные его тексты — во взаимной связи, общении, перекличке. Можно считать его своего рода заявкой или намеком автора на полифоничность его дискурса.
С. Попова: Спасибо большое.
Вопрос: У меня очень простой вопрос. Что по-Вашему человек?
С.С. Хоружий: Это, как известно, предмет антропологического дискурса, который мы все в меру сил понемногу развиваем. Синергийная антропология — это один способ описания, который, как мне кажется, хотя бы отчасти применим к тому, как человек себя проявляет сегодня. Разумеется, он не претендует на исключительность. Тут уже вспоминали название одного моего текста, которое звучит как ответ на Ваш вопрос — «Человек, или сущее, трояко размыкающее себя». Можно считать эту формулу неким рабочим ответом с позиций синергийной антропологии — но только сугубо рабочим: указывающим лишь некую постановку темы о человеке.
Д.К. Бурлака: Коллеги, у нас тема Кьеркегор, так что давайте её придерживаться в вопросах.
Девушка из Самарского университета напоминает, что часть её вопроса осталась без ответа.
С.С. Хоружий: Кажется, да, была еще часть вопроса. Повторите ее, пожалуйста.
Вопрос: Спасибо. Я еще спрашивала о необходимости, об онтологической необходимости «стояния на пороге» для самого Кьеркегора. И вот сейчас мне еще пришло в голову, что с одной стороны, у Кьеркегора ведь мотив размыкания и открытости, а с другой стороны это стояние на пороге, не является ли наоборот закрытостью?
С.С. Хоружий: Возможно, я не четко произнес дефиницию, но ответ содержится прямо в ней. Пребывание на пороге, в пороговом типе сознания означает, что в сознании одновременно присутствуют и открытость и замкнутость, вопреки тому, что они друг друга полностью исключают. Это можно называть и катастрофическим типом сознания, или еще иначе. Два несовместимых, взаимно исключающих полюса одновременно присутствуют в сознании. Человек понимает, что между ними необходимо сделать выбор, он постоянно повторяет себе: да, нужно сделать выбор, я совершаю выбор… и так может продолжаться всю жизнь — или до коллапса сознания.