Достаточных оснований для вывода о моральном регрессе нет!
Но если мы склонны отрицать нравственный регресс и отрицаем нравственный прогресс, то это должно означать, что уровень общественной нравственности остается примерно одним и тем же, он колеблется в разные времена и у разных народов вокруг некоторой средней величины, принципиально не изменяется. Такой вывод согласуется с неизменностью человеческой природы в обозримый период существования цивилизации.
Остается один пункт, который заставляет задуматься: сравнение нравственности в общинах первобытного типа и в цивилизованных сообществах. Если иметь в виду соблюдение простых норм морали (а они являются общечеловеческой основой всякой морали), то такое сравнение будет явно не пользу цивилизованных сообществ. Привыкшие к двуличию, их представители не раз отмечали, например, открытость, честность, верность слову, правдивость, преданность в дружбе, храбрость американских индейцев. Большой интерес представляет в этом плане изучение образа жизни папуасов, проведенное Н.Н. Миклухо-Маклаем. Он ставит их в нравственном отношении выше основной массы цивилизованных людей, подчеркивает развращающее влияние на них «благ цивилизации». Известны многочисленные исследования образа жизни племен, пребывавших на низком уровне развития, которые подтверждают подобные выводы. Тут надо вспомнить Ж.Ж. Руссо, который одним из первых пытался обосновывать негативное влияние цивилизации на нравственность. Сторонники такой позиции считают, что природа человека исходно «хорошая», но она была испорчена цивилизацией, положившей конец «золотому веку» человечества.
Подобный тезис, однако, не вполне ясен. Нравственность первобытного человека в силу узкого и почти не изменяющегося круга потребностей, видов деятельности и общения носила тоже весьма ограниченный характер. Ограниченный в том смысле, что она включала сравнительно небольшой набор жизненно необходимых альтруистических качеств, закрепленных в инстинктах и обычаях и хорошо сбалансированных с эгоистическими устремлениями. У Миклухо-Маклая есть на этот счет замечательные примеры, когда казалось бы самые острые конфликты, связанные с ревностью, изменой жены, имевшие вначале бурный характер, вскоре легко разрешались на благо общины путем компромисса. Однако он отмечал и случаи возобладания эгоистического начала, когда, например, двое папуасов из соседней деревни сговорились убить его, чтобы поживиться его вещами - так что идеализировать нравственность членов общины не приходится.
Кроме того, сами общины такого типа весьма разнообразны по своим альтруистическим и эгоистическим характеристикам. Некоторые из них были не столь миролюбивы и дружелюбны, как те, среди которых жил Миклухо-Маклай, отличались воинственностью, жестокостью, крайним «эгоизмом» по отношению к соседям и даже практиковали каннибализм. Так что с признанием нравственного регресса даже в указанном выше узком плане, как видим, не всё однозначно.
И все же в первобытных общинах мы наблюдаем в основном тот оптимальный тип баланса эгоистических и альтруистических побуждений и действий, который был необходим для совместной борьбы за выживание. В этом смысле природа первобытного человека была «хорошая». Для того образа жизни! В тех условиях! Но с той поры, поскольку антропогенез уже завершился, она существенно не изменилась, а лишь развертывала свои потенции в новых условиях, умножая ассортимент эгоистических и альтруистических устремлений и варьируя формы их баланса.
После того, как утвердилась частная собственность, произошло социальное расслоение общины, возросло имущественное неравенство, возникла властная элита, эгоистическое начало обрело мощную энергетику и не могло уже уравновешиваться альтруистическими регуля-тивами поведения индивидов (как это было в первобытной общине), что вело к острым разрушительным конфликтам. Поэтому наряду альтруистическими возникли политические, правовые и экономические средства регуляции, игравшие ведущую роль в поддержании в обществе указанного баланса.