Пусть это сказано слишком сильно, однако власть над умами индивидов общественных идей остается непреложным фактом. Последние, будучи усвоены, претендуют на выражение некого надличностного объективного содержания, истинность которого удостоверена великим авторитетом («богом», «историей», «народом», «государством» и т.п.). Люди охотно становятся приверженцами «учений», социальных мифов, ибо последние поставляют индивиду столь необходимые ему смыслы существования, укореняют его в бытии. На поверку часто оказывается, что это квазисмыслы, но до тех пор, пока человек испытывает чувство причастности к великому, возвышенному, вечному, пока действует «дурная вера», это не имеет значения.
Самообман такого рода питается фундаментальной потребностью человека в обретении смысла существования. На это обстоятельство обращают недостаточное внимание. Как убедительно показал В. Франкл, человек не выносит экзистенциального вакуума, «борьба за смысл жизни» является основной движущей силой (а не стремление к удовольствию)117.
В зависимости от уровня своего интеллектуального и духовного развития человек выбирает, усваивает «готовые» смыслы, становится приверженцем «учений», сулящих «великое», «прекрасное будущее», «торжество добра и справедливости» и т.п. Трагический опыт массового самообмана в результате приверженности к марксизму-ленинизму - неоценимый вклад в мировую культуру. Это предстоит еще глубоко понять новому поколению.
Василий Гроссман говорит о «гипнотической силе великих идей» и об «идейных идиотах», порождаемых этой силой118. Вбитые в голову с пеленок, эти идеи формируют базисные структуры сознания, определяя особенности мировосприятия и приоритетные векторы активности, подавляя непосредственные, спонтанные проявления чувства справедливости, эмпатии, интуитивные оценки добропорядочности, подлинности, здравомыслия, подавляя голос совести. Феномен «теоретического человека» блестяще описан Достоевским, который не только разоблачил подоплеку оправдания посредством «идейности» и связанные с ней игры самообмана, но и предвосхитил ужасы революционного фанатизма. Нам известны и более ранние примеры размышлений на аналогичные темы. «С какой легкостью и самодовольством злодействует человек, когда верит, что творит доброе дело!» (Паскаль).
Исследование самообмана предполагает кропотливый анализ сложных отношений и взаимопроникновений личного и публичного, индивидуального и общественного, тщательного рассмотрения противоречивого процесса са-моосознания, предполагающего «отстранение» от окружающей среды, творческое самополагание личности в неблагоприятных социальных условиях.
Интересно свидетельство известного пианиста Андрея Гаврилова, размышляющего о задаче развития собственной индивидуальности: «Но парадокс заключается в том, что, осознав свое “я”, моментально ощущаешь кругом огромное нагромождение лжи, которой все подчиняются - кто-то сознательно, кто-то бессознательно, кто-то просто из-за пассивности. Причем подчас трудно определить, что есть правда, а что неправда. Понять, что есть твое, а что впиталось в результате пропагандистской обработки»119.
Эта неопределенность, зыбучая среда полуправды, постоянное воздействие средств массовой информации, привычные идейные клише, обыденные символы веры, расхожие мнения - питательная почва самообмана. К тому же самообманные структуры в сознании подпитываются «положительными» фактами, которые отчасти представляют собой продукт интерпретации, задаваемой этой же структурой (диапазон такой интерпретации огромен, вплоть до возможности «темное» представлять «светлым», и наоборот), а отчасти являются реальными событиями положительного свойства, которыми всегда богата жизнь.
Но главное значение имеют те системы общественных коммуникаций, в которые включены массы людей. Эти системы складываются исторически, приобретают высокую устойчивость и, собственно, представляют наличную социальную реальность, задающую индивидам их социальные роли, а, следовательно, формы и нормы поведения, «правила игры». Будучи вовлеченным в эти «игры», человек во многих отношениях теряет границу между условным и подлинным.