В наиболее масштабной форме эта власть может быть выражена в политической власти, стремящейся стать властью над нацией и человечеством. Она требует максимальной концентрации воли властителя и всей его жизни.
Однако возможны и камерные формы власти над другими. Это может быть власть над животным и упоение его преданностью, власть в семье — над женой (мужем) и детьми, власть-администрирование в науке и искусстве.
Но чем больше иллюзия преодоления одиночества ослепляет властвующего, тем более мучительным будет прозрение…
5Итак, именно ограничение, а затем убийство свободы приводят властителя к одиночеству — тайному и совместному пульсу его и осчастливленных подданных. Многоногий организм несвободы окружает властителя, и он есть его одинокое сердце.
Некрофилия властителя — попытка дьявольского разрушения этого одиночества. Смерть представляется чем-то более ужасным, чем одиночество, и оно должно померкнуть на ее фоне. Но бездна одиночества властителя сродни бездне смерти. Рано или поздно они соединяются, бесконечно углубляя друг друга. Эта новая бездна — результат материализма властителя, материализма, имеющего парадоксально мистическую форму. Этот материализм заставляет искать трансцендентное в смерти и механическом расчленении живого. Трансцендентное как Бог и абсолютная гармония бессмертия — единство, которое действительно очищает одиночество властвующего, становится все более непостижимым и недоступным.
Одиночество такого властителя есть одиночество маньяка, раздувшееся до границ государства. Его одиночество становится одиночеством всех. Сущность тоталитаризма такого властителя есть неудержимое желание передать свое одиночество всем подвластным. Смерть, целая цепочка смертей становится мостом, по которому одиночество властителя перетекает в государство, рождая донос и измену себе, а также ужас доноса и измены себе.
Однако этот чудовищный мост непрочен и не выдерживает вес власти-одиночества.
И бездна ждет властителя. Так было во времена Калигулы. Так было во времена Ивана Грозного. Так было во времена Гитлера и Сталина.
6Бегство от свободы-одиночества в кажущуюся соборность власти приводит к бесконечной полноте одиночества. Обыденное мышление всех времен и народов, объединяющее свободу с властью, а любовь — с отрицанием свободы, забывает об этом одиночестве, точнее, не хочет замечать его. Уже сам факт такого одиночества означает, что власть лишь частично связана со свободой.
Сети одиночества-власти улавливают утративших способность любить, и они навсегда запутываются в них. Неспособность любить есть самая глубокая несвобода. Власть таких людей замыкается в одиночестве и, становясь одиночеством, навсегда теряет себя.
7Убийство любви есть самоубийство власти. Власть без любви стремится породниться с ужасом и погибнуть. Ужас может лишь временно и частично усилить ее. Объединение власти с ужасом — первый шаг в бездну полного одиночества.
Любовь есть высшая свобода. Поэтому верно и иное высказывание — самоубийство власти есть результат убийства свободы. Однако тут необходима оговорка. Существует свобода-любовь и свобода-произвол. Различие между ними — в степени слияния с любовью или, наоборот, с материей. Власть, порожденная свободой-произволом, материальным хотением, беременна одиночеством и только очищается от удаления подобной свободы. Эта свобода есть воля за пределами любви, океан воли, чуждый созерцанию и представлению, более того — чуждый вдохновению. Такая свобода всегда трагична и одинока; точно также трагична и одинока порождаемая ею власть.
8Истинная антитеза есть антитеза не свободы и любви, а любви и власти.
Обыденное размышление противопоставляет любовь и свободу, ибо чувствует — то, что оно называет любовью, не может быть свободно.
Свобода всегда вторична по отношению к любви и власти. Она распята между любовью и властью. Именно в этих пределах она обретает свое трагическое бытие.
Любовь и власть, отчужденная от любви, аналогичны Богу и дьяволу, свобода — человеку. По мере удаления от любви к власти свобода все больше становится одиночеством.
Поэтому Кьеркегор был лишь отчасти прав, когда говорил, что понятием, противоположным греху есть не добродетель, а свобода. Таким понятием является любовь, дарующая свободе истинность и вечность.
9Но может стоит избегать власти, пытаясь заменить ее любовью и дружбой? Ответ на этот вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд.
Воля к власти имеет свой глубинный смысл. Она дает личности цельность и устремленность. Власть есть процесс изменения человеком своей животной природы и уничтожение обыденности властвующего. Безусловно, речь идет о власти под собой. Любовь и дружба, не поднятые такой властью над горизонталью обыденности, превращаются в пошлую скуку и радость совместного время-убивания. Они перестают быть любовью и дружбой. Путь к свободе и истинной любви лежит через власть над собой.