Эта проблема необычайно важна; более того, можно объявить ее самой важной во всей философии. Самозначимость личности находится в самой большой опасности, и, судя по вышеприведенному рассказу, кажется, что она безвозвратно утрачена. Если имманентной философии не удается спасти личность, которую она так преданно защищала до сих пор, то возникает логическое принуждение объявить ее марионеткой и безоговорочно вернуть во всемогущую руку некоего трансцендентного существа. Тогда остается только: либо монотеизм, либо пантеизм. Тогда природа лжет и сует нам в руки золото дурака вместо подлинного, если она показывает нам повсюду только личности и нигде простое единство; тогда мы лжем себе, если мы постигаем себя в сокровенном самосознании как тревожное или вызывающее, блаженное или страдающее эго; тогда не существует чисто имманентной области, и поэтому даже имманентная философия может быть только ложью и обманом.
Если, с другой стороны, нам удастся сохранить индивидуальную волю, факт внутреннего и внешнего опыта, – тогда, однако, возникает логическое принуждение окончательно и навсегда порвать со всеми трансцендентными заблуждениями, будь они в оболочке монотеизма, пантеизма или материализма; тогда – и впервые – атеизм научно обоснован.
Как видите, перед нами стоит очень важный вопрос.
Однако не стоит забывать, что физика – это не то место, где истина может сбросить все свои покровы. Только позже он покажет нам свой благородный лик во всей его блаженной ясности и красоте.
и красота. В физике вопросы, подобные данному, можно решить только наполовину, в самом благоприятном случае. Но этого как раз достаточно.
Я смогу быть очень краток. В аналитике мы не обманом проложили себе путь в трансцендентное царство. Мы видели, что никакая причинно-следственная связь, ни закон причинности, ни общая причинность, не может вести в прошлое вещей, а только время. По его руке мы проследили серию событий a parte ante, но обнаружили, что в имманентном поле мы никогда не можем выйти за пределы множественности. Подобно тому, как дирижабли никогда не достигают предела атмосферы, но, как бы высоко они ни поднимались, всегда будут закрыты воздухом, так и факт внутреннего и внешнего опыта никогда не покидает нас: индивидуум будет. С другой стороны, наш разум справедливо требовал неумолимого простого единства. В этом затруднительном положении был только один выход: позволить индивидуумам слиться в непостижимое единство за пределами имманентной сферы. Мы находились не в настоящем, в котором никогда нельзя выйти за пределы бытия объекта, а в прошлом, и когда мы объявили, что найденное нами трансцендентное царство больше не существует, а является до-мировым и исчезло, мы не совершили логический переворот, а верно служили истине.
Таким образом, все сущее было в простом предмировом единстве, перед которым, как мы помним, рухнули все наши познавательные способности. Мы не можем составить «ни образа, ни подобия» его, а значит, не можем получить никакого представления о том, как имманентный мир множественности когда-то существовал в простом единстве. Но мы обрели одну неопровержимую уверенность, а именно, что этот мир множественности когда-то был простым единством, рядом с которым не могло существовать ничего другого.
Здесь кроется ключ к решению проблемы, которой мы сейчас занимаемся.
Почему и как единство распалось на множественность – это вопросы, которые нельзя задавать ни в какой физике. Единственное, что мы можем здесь сказать, это то, что, какова бы ни была причина распада, это факт простого распада.
это был акт простого единения. Если, следовательно, в имманентной сфере мы находим только индивидуальную волю, а мир есть не что иное, как коллективное единство этих индивидов, то, тем не менее, они не являются полностью независимыми, поскольку они были простым единством до мира, а мир был актом этого единства. Так, подобно рефлексу, предмировое единство лежит над миром множественности, так, подобно рефлексу, невидимая, неразрывная связь опутывает все индивидуальные существа, и этот рефлекс, эта связь, является динамической связью мира. Каждая воля действует на все другие прямо или косвенно, и все другие воли действуют на нее прямо и косвенно, или все идеи находятся в «непрерывном взаимодействии».
Таким образом, мы имеем наполовину независимую личность, наполовину активированную собственной силой, наполовину страдающую от других идей. Он самозабвенно вмешивается в развитие мира, а развитие мира вмешивается в его индивидуальность.