Благодаря знакомству с идеологией чёрного движения Black-Power, Баадер понял, что криминальное и политическое насилие латентно друг от друга никогда не отличались и непременно должны теперь слиться. Неизвестно, читал ли Баадер «Катехизис революционера», где та же идеология была выработана Бакуниным и Нечаевым в 60-е годы XIX века. Скорее читал.
В тюрьме он, никогда не имевший времени на чтение, считавший чтение буржуазной забавой, бешено читает. В жалобе судье из тюрьмы Баадер упоминает, что книг, которые ему необходимы, не дают, а ему их надо как минимум по 20 штук за раз. Баадера перевозят из тюрьмы в тюрьму. Из Бутцбаха в Гессен, затем в Кассель.
13 июня 1969 года их освободили до условного пересмотра приговора. На фотоплёнке из архива Астрид Проль запечатлена пара Гудрун — Андреас, тесно прижавшиеся друг к другу. На радостях освобождённые дали впрыснуть себе по дозе раствора опия.
Астрид Проль вспоминает: «Когда Андреас Баадер и Гудрун Энслин вышли из тюрьмы, они знали точно, чего хотели (…) они излучали великую решимость и ясность».
В 1969 году они бесспорно обладали статусом королей протестно-революционной сцены.
Вспоминают появление Баадера и его шайки на франкфуртской книжной ярмарке в октябре. От него убегали, потому что все знали, чего ему надо: денег на кампанию против исправительных домов. Во время этих набегов на ярмарку (…) Баадер любил вытащить из кожаной куртки пистолет (пугач, газовый, мелкокалиберный — кто его знает) и на манер Джанго крутить его на пальце. При этом, вслух или жестами — ставился вопрос, намерены ли господа жертвовать добровольно, или ему придётся предоставить слово своему маленькому другу».
Баадер и Энслин взяли на себя ведущую роль в кампании против исправительных домов.
Стиль Баадера и его ауру отличало то, что Брехт называл «Extra». В его случае это был белый «Мерседес-200». На фото 1969 года он стоит как часть реквизита к фильму. С Баадером «всегда что-то случалось», говорили люди из его свиты.
Постепенно группа, свита обрела черты настоящей family, банды или секты, центром являлась пара Энслин — Баадер с её магически-эротической аурой. На молодёжной сцене, где в большей или меньшей степени процветал промискуитет, эти двое служили образцом верности. «Они просто грезили друг другом, хотя с ними и заигрывали много и по-всякому. Но ни малейшего намёка на измену со стороны ли Гудрун Энслин, со стороны ли Андреаса Баадера — за все десять лет, что они были вместе, до нас не дошло.
Астрид Проль, например, воспринимала их как молодых идеализированных родителей, которые в то же время были старшими братом и сестрой. Семнадцатилетний Петер-Юрген Боок, с их помощью сбежавший из исправительного дома: «Как эти двое без единого звука понимали друг друга, стоило им только обменяться взглядами, как они общались жестами, заканчивая один за другого фразы… Они были одно (целое)».
Поджигатели, вместо того чтобы регулярно отмечаться во франкфуртской полиции летом и осенью 1969 года, многократно бывали в Мюнхене, Гамбурге и Берлине, то есть нарушали режим освобождения.
В случае отказа от пересмотра приговора им «светило» от 22 месяцев до 10 (минимально) тюрьмы. Баадеру дали бы больше всех. Втихаря они всё подготовили.
Бооку, который хотел их сопровождать, Гудрун сказала: «Слушай, то, что нам предстоит, оно такого масштаба, что ты себе и представить не можешь… Это как присоединиться навеки к великому делу… Ты ещё слишком мало повидал, чтобы решиться на такое…»
12 ноября стало известно негативное решение Федеральной судебной палаты. В подземном гараже стояла наготове машина для побега, доставившая их в Ханау, где их уже ожидала другая машин, на которой они пересекли границу и добрались до Форбаха. На следующий день двинулись в Париж.
В Париже они жили в пустующей квартире Реджиса Дебре, в это время находившегося в боливийской тюрьме, на острове Сите.
Астрид Праль пригнала белый Мерседес.
Из Парижа они вскоре отправились в Италию. Между тем в Берлине у них за спиной уже к зиме 1968–1969 годов нападения с применением горючих и взрывчатых веществ на здания судов, консульства, полицейские посты, на судей и адвокатов приобрели форму эпидемии, в этом участвовало всё стремительно расширяющееся берлинское подполье. Коммуна I, Коммуна II, Виланд-Коммуне и другие берлинские тусовки всё время соревновались, постоянно шла борьба за то, кто «совершит самый трескучий подвиг» и «даст направление». Дошло до того, что во время визита Никсона весной 1969 года на маршруте следования заложили бомбу — бомба имела таймер-взрыватель. Взрыв не состоялся, но полиция провела в Коммуне I обыски. Нашли бомбы того же типа. «Терроризирование» наряду с «изъятиями» и бесконечной стимуляцией посредством Sex & Drugs & Rock-n-Roll в буквальном смысле стали нормой жизни.