И убедиться в этом читатель сможет, припомнив и не отрываясь от этой книги, не только оду «Бог», которую я специально снабдил подробными комментариями, но и с окончательной редакцией стихотворения Державина «Властителям и судиям» (1780–1787). Это стихотворение – переложение Псалма 82/81. Вольнолюбивый смысл и пафос библейского оригинала стоил поэту страхов и волнений на протяжении многих лет жизни[85]. Это переложение поражает сочетанием относительной точности воспроизведения текста псалма (поэт, скорее всего, знал его по церковнославянскому переводу) с удивительной свободой, музыкальностью и пластичностью русского четырехстопного ямба. Последний же, на мой взгляд, как был, так и остается некоей неразменной золотой «валютой» русской поэзии.
Итак, я предлагаю читателю некоторый опыт медленного и комментированного чтения оды «Бог» – вершинного произведения Державина и одного из вершинных произведений русской философской лирики, где смыслы духовные восполняются глубинными смыслами философского и научного знания. Во всяком случае, ода «Бог» – гениальный сгусток и духовных, и научно-философских исканий «Века Просвещения». Да к тому же – и «Века Просвещения» в послепетровской России. Таков самый главный урок «компрессивной герменевтики» великой державинской оды.
Гаврила Державин
БОГ
87
Этим четверостишием завершается вышедшая в 1923 г. книга русского физика Александра Александровича Фридмана (1888–1925) «Мир как пространство и время». В этой книге, благодаря сложным математическим выкладкам, опирающимся на труды Альберта Эйнштейна, Фридман обосновывает теорию электромагнитных основ расширяющейся Вселенной (см.: Фридман А.А. Избранные труды. Под ред. проф. Л.С. Полака. – М.: Наука, 1966. С. 322). Вследствие тогдашних жестоких идеологических условий ни сам Державин, ни название его оды не упоминаются. Но эти хорошо известные тогдашним культурным людям державинские строки не могли не быть некоторым философским «посланием» ученого, намекающим на Божественный контекст динамики физической Вселенной. Во всяком случае, Фридман был одним из исследователей, который – именно на уровне современного знания – понял вслед за Эйнштейном, что физический космос является лишь одним из измерений космоса смыслового.
89
Быт 1; Притч 8:22–31. Здесь же – отсылка к Никео-Цареградскому Символу веры: «…Иже от Отца рожденного прежде всех век…».
92
В предшествующем пассаже – объективно – угадываются следы и космологии, но одновременно и мистики ньютоновской эпохи.
94
Если вдуматься в декартово “Cogito”, – сам мой мыслительный опыт есть, в некотором роде, удостоверение моей внутренней причастности Сущему. Глагол “sum”, обычно переводимый у нас, как «существую», на самом деле означает «есмь». Что и было гениально уловлено Державиным.
95
Темы ренессансной герметики, в частности, учения Дж. Пико дела Мирандолы и М. Фичино о достоинстве человека.
97
Статус человека как некоего посредующего существа в общей структуре Вселенной – посредующего между структурами животного мipa и сферою высших духовных существ – одна из важных идей Карла Линнея (1707–1778), создателя классификации и латинской бинарной номенклатуры растений и животных. Десятитомная «Система природы» Линнея увидела свет в 1735 г., а спустя 19 лет (1754) российская Императорская Академия Наук избрала Линнея своим почетным членом. Едва ли Державин читал линнеевы тексты, но идеи великого шведского ученого-натуралиста и натурфилософа не могли не быть известны культурной элите тогдашней России.
98
Уже в конце 1740-х – начале 1750-х гг. в Европе стали известны труды Бенджамина Франклина по статическому и атмосферному электричеству. 26 июля 1753 в Петербурге во время опытов с громоотводомпогиб соратник Ломоносова Георг Вильгельм Рихман. В день гибели своего коллеги и друга Ломоносов писал И.И. Шувалову, что Рихман «…плачевным образом уверил, что электрическую громовую силу отвратить можно /…/ Между тем умер г. Рихман прекрасною смертию, исполняя по своей профессии должность» (М.В. Ломоносов. Сочинения. – М.: Современник, 1987, с. 326). Воистину, гибель Рихмана оказалась историческим удостоверением и «рабской», и царственной судьбы ученого-естествоиспытателя. И возможно – одним из элементов общего контекста державинской оды.