Между тем тезис об "идоле" всевластия как главном выражении коммунистической философии права характеризует не состояние государственности, не ее способность выполнять исконные государственные дела (ситуация здесь, в самом деле, неблагоприятная, тревожная и здесь, действительно, требуется упрочение демократической государственности), а совсем другое. Речь идет об "идоле" (непререкаемом постулате, нерушимом принципе) — о том, что государственная власть по-прежнему нацелена на то, чтобы утверждать себя методами и средствами силового господства. Причем — так, что она во многом остается продолжением диктатуры пролетариата, власти идеолого-партийного социалистического государства.
Понятно, в современных условиях — это уже не та безграничная власть, то всемогущество, которые отмечали сталинскую тиранию, когда карательно-репрессивная, чиновничья машина делала все, что "во имя коммунизма" заблагорассудится вождю. Но это все же — всевластие по-прежнему достаточно мощное.
В чем же оно проявляется?
Во-первых, в том, что карательно-репрессивные учреждения, регулярная армия, чиновничий аппарат находятся в прямом и беспрекословном подчинении высшему должностному лицу — главе государства, который (и по формальным установлениям Конституции, и по практике реализации своих полномочий) не очень-то связан законом в возможностях их использования.
Во-вторых, в том, что и после проведенной официальной приватизации ключевые рычаги командования экономикой (в виде основной массы финансово-кредитных ресурсов, контроля за основными финансовыми потоками, природными богатствами и др.) остаются у государственной власти (при тесном взаимодействии с господствующей финансовой олигархией), ее высших эшелонов, центров государственного управления.
В-третьих, под контролем государства остаются основные СМИ — средства массовой информации, которые — особенно в ходе и после окончания избирательной кампании 1996 года — последовательно, хотя и с сохранением некоего имиджа "независимости", обслуживают в основном действующую власть.
И наконец, в-четвертых, реально господствующая власть настроена так, что считает себя действительно всевластной — такой, которая "вправе" — по канонам высшего революционного права — при необходимости идти на крайние насильственные меры и акции.
Главное же — власть и на федеральном, и на региональном уровнях, как и в прежнее время, остается гигантской ("Большой") по своим количественным характеристикам и возможностям, настолько значительной, что она в принципе не может оказаться "под" правом, вписаться в систему отношений и порядков правового государства.
Факты российской действительности последнего времени свидетельствуют, что указанные механизмы и средства, призванные обеспечивать государственное всевластие, в различном их сочетании и различной "дозировке", в немалом числе случаев приводились в действие, срабатывали. И не только в критических ситуациях (при противоборстве с Верховным Советом в 1993 году, в Чеченской войне, на президентских выборах 1996 года), но и в ходе осуществляемых с 1991—1992 годов реформаторских акций.
В этой связи, вполне правомерной, вероятно, будет следующая аналогия. Если создание безупречно действующей машины сталинской тирании является по своему замыслу и исполнению поистине гениальным свершением, то, быть может, такая же или близкая к такой оценка окажется уместной в отношении искусных государственно-властных построений правящей элиты современного российского общества, создавшей не менее впечатляющую систему всевластия, да притом при действии общепризнанных демократических порядков, установленных в общем-то демократической Конституцией.
Горячие точки противостояния.