Но как бы то ни было (несмотря на "опубличенный" характер советского Гражданского кодекса, его ущербность) все же именно он, Гражданский кодекс, некоторые позитивные его положения, стали знаком того, что и в условиях ленинско-сталинского тоталитарного общества существуют какие-то ростки (по терминологии коммунистической пропаганды — "родимые пятна") гуманистического права — предвестника свободного гражданского общества.
Именно поэтому коммунисты-ортодоксы, разумеется, прежде всего из числа правоведов-ленинцев — Стучка, Пашуканис, Крыленко и др., с неудержимой яростью уже в 1920-е годы обрушились на кадетов-профессоров, поклонников древнеримского "хлама", адептов буржуазного гражданского права — тех "недобитых контрреволюционеров-рыночников", которые являлись классовыми врагами Ленина и коммунизма.
Уже здесь, на мой взгляд, произошли первые, пока еще арьергардные схватки двух противостоящих друг другу направлений философии права — философии гуманистического права (правозаконности) и марксистской правовой философии. И то обстоятельство, что в данном случае перед нами не просто стычка двух враждебных мировоззренческих систем вообще, а столкновение мировоззренческих по острым проблемам действительности, подтверждается тем, что это столкновение произошло на почве юриспруденции.
Сообразно юридико-марксистским представлениям, доминирующий характер при регламентации в обобществленном секторе стали приобретать не абстрактные цивильные нормы, а тот неправовой инструментарий, которым нередко оперируют арбитражи, — экономическая и политическая целесообразность, государственные директивы, ведомственные инструкции. Вспомним ранее приведенные выдержки из юридических произведений авторов того времени: большинство из них, по сути дела, как раз и сводятся , что в точном согласии с ленинско-сталинскими взглядами уже происходит и по мере успехов социализма будет более интенсивно происходить — сообразно ортодоксальным марксистским канонам — закономерная замена абстрактных норм буржуазного гражданского права сугубо организованными правилами, техническими императивами, другими неправовыми критериями. А все это как раз и выражает в хозяйственной области высшее революционное право, служащее коммунизму, — тот канал социальной регуляции при помощи которого оказываются возможными отказ от буржуазного, эксплуататорского хлама и коренная переделка всего общества, общественного строя и самих людей на коммунистической основе.
Уже в то время по характеру ведущейся в 1920-е — начале 1930-х годов полемики, по остроте и накалу бушующих среди правоведов страстей было видно, что здесь происходит не обычная творческая дискуссия. Столкнулись две мировоззренческие системы, две "философии права" — одна — коренящаяся в прошлой юридической культуре, другая — устремленная в светлое неправовое будущее, построенная на "праве" пролетариата переделать мир по меркам высшей библейско-сказочной справедливости и всеобщего счастья — земного коммунистического рая.
Ударным отрядом в борьбе со старорежимной, замшелой цивилистикой — прямым порождением рыночной экономики и эксплуататорского строя — стала теория хозяйственного права.
Правда, в 1920-е годы выражения "хозяйственное право" и "гражданское право" нередко понимались как тождественные: под "хозяйственным правом", по представлению правоведов, надо понимать те институты и нормы, которые действуют в области экономики, хозяйствования, а это и есть цивилистика, гражданское право.
Но как раз в условиях, когда в жизнь общества вторглась марксистская идеология, да еще в наступательно-агрессивном виде, в ее ленинско-сталинском, большевистском обличье, хозяйственное право стало трактоваться правоведами-марксистами в качестве юридической сферы, призванной воплотить принципиально новые, большевистские директивно-плановые начала в экономике, при помощи которых только и возможно "до основания" разрушить эксплуататорский строй и создать светлый строй коммунизма.
Противопоставляя себя науке гражданского права, исповедующей экономическую свободу, рыночную состязательность, свободу договоров, теория хозяйственного права выдвинула на первое место коммунистическую партийность, принципиальную неприемлемость товарно-рыночной экономики, безусловное господство в хозяйственной жизни государственного плана (трактуемого как "закон"), возможность использования на основе плана, и только плана, некоторых коммерческих рычагов и инструментов.
В Советском Союзе в начале 1930-х годов хозяйственное право стало официально господствующей, поддерживаемой партией и властью теорией, входящей в состав дисциплин (в научной иерархии, в преподавании) последовательно-коммунистического характера. В этих условиях крупные правоведы цивилистического направления были подвергнуты "разносной" критике, осуждены, отстранены от работы, от преподавания. По сути дела, преодолевая остатки классово враждебных взглядов в основном старорежимной, прокадетской юриспруденции (с ориентацией на гуманистическую правовую философию), в советском обществе в 1930-е годы всецело утвердилась марксистская философия права, да притом в ее наиболее идеологически-остром, ленинско-сталинском, большевистском виде.