А другая сторона? А вот облик и даже очертания "другой стороны" были не столь очевидны. Ясно, что ее мозговой центр образовали былые приверженцы хозяйственного права, многие из которых сохранили свои посты и науковедческие позиции. Оправившись от понятного шока в связи с официальной политикой, направленной на возвеличивание "рынка", и делая вид, что ничего не случилось, они развернули довольно интенсивную деятельность по продвижению своих давних, чуть обновленных и подкрашенных на современный манер, проектов. То в печати появляется статья с рассуждениями о том, что для области хозяйства целесообразнее разработать не Гражданский кодекс, а Торговый кодекс, а еще лучше прямо Хозяйственный кодекс. То под эгидой каких-то правительственных учреждений проходит широковещательная конференция, кредо которой — необходимость "двух систем частного права" (одна для граждан, другая для предприятий). Наконец, в одной из президентских программ появляется строчка, привязанная к ведущему академическому институту, о необходимости подготовки наряду с Гражданским кодексом также Кодекса предпринимательства.
Сопротивление подготовке Гражданского кодекса ощущалось и со стороны околопрезидентского управления по вопросам права, претендующего на верховенство в решении всех юридических проблем, — ГПУ. Впрочем, в его действиях, доходивших до Президента в виде записок, докладов, сказывалось, пожалуй, не столько влияние упомянутых академических кругов — авторов идеи Кодекса предпринимательства (аналога Хозяйственного кодекса), сколько, пожалуй, собственные амбиции, желание не допустить того, чтобы важнейший законопроект вышел не из рук данного подразделения, претендующего на то, чтобы по всем юридическим вопросам за ним оставалось "позднее слово".
И все же по всему было видно, хотя нигде это не проявлялось открыто и определенно, что в качестве основной противодействующей Гражданскому кодексу силы выступали прокоммунистическая номенклатура, околоправительственное чиновничество (даже, как это ни поразительно, деятели из Госкомимущества, как будто бы острее других заинтересованные в отлаженном правовом регулировании частнособственнических отношений).
Сопротивление подготовке Гражданского кодекса было хоть в основном и незримым, но изощренным и мощным. Настолько мощным, что в апреле — мае 1994 года, когда первая часть Кодекса была полностью отработана, а вторая находилась на стадии завершения, неожиданно выяснилось, что чуть ли не в самых высоких государственных инстанциях уже принято решение: проект Гражданского кодекса и Федеральное Собрание не представлять. И только прямое вмешательство в это дело Президента резко изменило неблагоприятную ситуацию, проект первой части Кодекса был передан в Государственную Думу, которая спустя короткое время (всего через месяц-полтора) приняла первую часть Кодекса в первом чтении.
Впрочем, вскоре все карты были раскрыты.
В ходе принятия в Государственной Думе первой части Кодекса во втором и третьем чтениях против него, не очень стесняясь в аргументах и не скрывая истинных мотивов, единодушно, по строгим правилам партийной дисциплины, выступила коммунистическая фракция.
Чем объяснить это активное выступление коммунистов?
Думается, здесь все просто.
Гражданский кодекс впервые в непростой российской действительности (впервые!) открыто и в наиболее чистом виде закрепил такие юридические принципы и нормы, которые провозглашают и обеспечивают практическую реализацию начал действительной свободы, — юридические принципы и нормы гуманистического права, в центре которого — человек, его высокий статус, неотъемлемые права.
Вот и появился на поле брани истинный враг-антагонист.
Это уже не Конституция, где основные содержательные институты оказались закрученными вокруг власти, ее дележа между "ветвями", и вследствие этого фундаментальные положения о правах и свободах человека, определяющих перспективу демократического развития, оказались отодвинуты, "затенены" формулами о государстве, всем тем что раздувает политические страсти. И где внеси в конституционный текст две-три поправки, касающиеся полномочий представительных органов, — и не исключено, что можно шаг за шагом вернуться к "настоящей государственности", к "власти Советов", той власти, которая не может быть ничем иным, как прикрытием для всемогущей партократической диктатуры с ее высшим революционным правом.