С каким сочувствием ни относись к многострадальному чеченскому народу и как предельно широко ни интерпретируй естественное, международно признанное право народов на самоопределение, — все равно односторонняя акция на государственное обособление части территории федеративного государства (без каких-либо "разводных" процессов) — акция, не укладывающаяся в общепризнанные правовые рамки, юридически неприемлемая — ни по нормам внутригосударственного федеративного права, ни по нормам международного права.
Какие же юридически оправданные меры в этом случае могут принять федеральные органы — "центр"? Особенно с учетом того, что самопровозглашенное государство юридически самоорганизовалось, уже имеет свои вооруженные силы и отчетливо демонстрирует свою решимость отстоять провозглашенную государственную независимость?
И вот тут, при ответе на поставленные вопросы, сразу же дают о себе знать решения, продиктованные "философией", если угодно, дает о себе знать цена философии.
Для марксистской доктрины, теории и практики большевизма проблемы здесь нет никакой. При ситуации, сложившейся в Чечне в 1991—1994 годах, должна быть приведена в действие вся мощь государства, лучше всего — сразу армия. Именно так и происходило во всех случаях, когда на пути победоносного шествия Советской власти и Красной армии встречались препятствия, не дай Бог — вооруженные выступления (да и любые выступления против Советской власти — Кронштадте, на Кавказе, в Средней Азии, Тамбовских краях, в Новочеркасске, которые объявлялись "мятежом", "контрреволюционным восстанием" и т. д.), и когда против врагов советской власти без каких-либо ограничений применялись артиллерия, газовые атаки, танки. Даже попытка в 1975 году капитана Саблина привести военный противолодочный корабль Ленинград и оттуда обратиться по радио к народу со словами о положении в стране вызвала в качестве ответной партийной реакции постановку перед военной авиацией задачи в случае неповиновения потопить корабль.
Положение дел резко меняется, если при выработке возможных в данной ситуации решений за их основу берется другая философия — философия гуманистического права.
Прежде всего здесь, вопреки всем амбициям, соображениям престижа и тем более личностным мотивам руководящих деятелей, должны быть до конца использованы возможности согласия, взаимных уступок, консенсуса — словом, переговоры, пусть даже контрагенты по переговорам названы "бандитами", "мятежниками" (что, кстати, и произошло при завершении чеченской войны). Потом — арбитраж, решения (лучше всего рекомендательные, констатирующие) беспристрастных правосудных органов.
Далее, если уж применение силы для разрешения конфликта становится совершенно неизбежным, то на основе правовых начал — нормативных и судебных решений в первую очередь должны быть приведены в действие "мягкие" государственно-принудительные методы, такие, как признание юридически ничтожными соответствующих актов, общая или выборочная экономическая блокада, режим санитарного кордона, закрытие административной границы и др.
А вооруженные силы? Допустимо ли их использование в ситуации, которая аналогична положению дел в Чечне в 1991—1994 годах?
На мой взгляд, при ответе на подобные вопросы следует исходить из правового принципа об ограниченности использования вооруженных сил при решении внутригосударственных конфликтов. Здесь, пожалуй, можно настаивать даже на существовании на этот счет общего запрета. Такого запрета, который хотя прямо и не сформулирован в тексте действующего Основного закона, но сообразно конституционной практике демократических стран "выводим" из самой природы конституционных отношений государства, объявившего себя "демократическим" и "правовым". Кстати сказать, такой запрет был сформулирован Комитетом конституционного надзора в марте — апреле 1991 года, и, что примечательно, именно по запросу руководства России, когда армия во имя интересов единого советского государства, его "целостности" начала военные действия в Вильнюсе, а в городах вводились "совместные патрули". Такой же запрет был прямо записан в альтернативном проекте Конституции, и он, могу свидетельствовать, не попал в последующие варианты только по той причине, что, по мнению ряда правоведов, был признан само собой разумеющимся в государстве, объявившем себя "демократическим" и "правовым".