А это помимо всего прочего означает, что основой и отправным пунктом осмысления права в рамках интегрированной философско-правовой науки является не действительность в целом, не "все бытие" (как это характерно при рассмотрении права в пределах универсальной философской системы), а действительность в тех пределах, в которых существует право, то есть социальная действительность, человеческое бытие. Обратим внимание— человеческое бытие, бытие живущих и действующих в сообществе разумных существ, способных постигать и творить мир, творить и постигать право.
Вещие слова в этом отношении сказаны Гегелем. По его справедливому утверждению, "в праве человек должен найти свой разум ... и постигнуть мысли, лежащие в основе права''[8]. При этом важно и то, что характеристика права, производимая на базе философских положений как исходной основы, не покидает "почву права" и является характеристикой, выводимой непосредственно из правового материала, из его сути и логики. По меткому выражению Ю.Г. Ершова, в данной плоскости науку "мало интересуют умозрительные конструкции, оторванные от реальных правовых процессов и явлений. В этом смысле философия права как бы "вырастает" на фундаменте всего юридического знания"[9]. Обратимся теперь к самому праву как предмету философско-правовых знаний.
Право как предмет философии.
По этому вопросу ограничимся пока двумя положениями, первое из которых относится к числу элементарных, очевидных, а второе — к числу более основательных, для данной работы — главных, ключевых.
"Право" при самой элементарной, строго юридической характеристике — это критерий "юридической правомерности", основание и свидетельство, своего рода социальный знак того, что каждый из нас вправе или не вправе что-то делать, как-то поступать. Еще по суждениям древнеримских юристов (определение Цельса), право, будучи наукой о добре и справедливости, призвано быть основанием для отличия дозволенного от недозволенного.
И надо заметить в связи с приведенным элементарным определением, что право при таком, кажется, предельно простом взгляде на вещи представляет собой, пожалуй, один из самых прагматических участков жизни общества — явление практической, деловой жизни людей. С момента формирования первых простейших форм регуляции, спонтанно рожденных из сплава биологических и социальных потребностей людей, оно в качестве естественного права в облике мононорм[10]-обычаев, а затем в условиях цивилизации[11] — более развитых нормативно-ценностных форм регуляции выступает по большей части в качестве органического элемента бытовых, хозяйственных, ритуальных и иных отношений и порядков, из которых складывается повторяющаяся изо дня в день, повседневная, обыденная жизнь общества.
Теперь — о втором, и надо сразу же сказать, наиболее широком значении права.
Что подразумевается под — "наиболее широким" значением? Известно, что слово "право" используется в нескольких смыслах, в плоскостях, подчас довольно отдаленных друг от друга (право как закон, моральное право, обычное право, право как правомочие и т. д.). И казалось бы, если поставить задачу свести эти терминологические обозначения с разноплоскостным содержанием в некую единую формулу, то результатом такого сведения, как и в ряде других случаев, когда "выводится за скобки" нечто общее, присущее ряду различных явлений, окажется весьма банальное, бедное, малосодержательное понятие.
Но такого рода отрицательный эффект случается далеко не всегда. Во всяком случае, не в той сфере, о которой сейчас идет речь.
В области права происходит эффект совершенно противоположный. Несмотря на разнообразие, отдаленность областей жизни, где используется слово "право", то общее, что характерно для данного слова, выявляет, надо полагать, нечто глубинное, существенно важное, сокровенное для права — то, что таится в самой его сути.
Это глубинное, сокровенное (весьма близкое к глубинному, сокровенному для философии в целом) и нашло свое выражение, на мой взгляд, в философской системе Гегеля — не в его высказываниях по отдельным юридическим вопросам, а в самой логике системы, о чем ранее уже говорилось. Право при самом широком его понимании состоит в том, что оно дает признаваемую в данном обществе, его практической жизни обоснованность, оправданность определенного поведения людей, свободы (возможности) такого поведения. Причем обоснованность, оправданность, которые — надо это подчеркнуть — так или иначе даны и должны быть признаны, в обществе, в его практическом жизни. Или иначе: о праве (в самом широком значении этого слова) можно говорить там, где для определенного поведения и поступков, их возможности реально существует, утвердилось и осуществляется в жизненной практике достаточное основание[12].
11
Понятие "цивилизация" используется в настоящей работе в двух значениях:
цивилизация (в единственном числе) — в значении всей полосы бытия человечества, когда оно в отличие от существования в первобытном обществе развивается на собственной основе;
цивилизации (во множественном числе) — отдельные ареалы цивилизации в только что указанном широкой смысле, отличающиеся качественными особенностями материальной и духовной культуры.
12
Не может не привлечь к себе внимания то обстоятельство, что широкая трактовка права (перекликающаяся с суждениями авторов, обосновывающими право через категорию "свобода") находится в одной плоскости с характеристиками самой философии, призванной дать объяснение, обоснование всему сущему. Отмечая эту общность, которая со временем, быть может, станет предметом осмысления, ведущего к выработке высокозначных выводов, надо сразу же указать на существующие здесь принципиальные различия. Во-первых, философия раскрывает с интеллектуальной, мировоззренческой стороны основания сущего — явлений, процессов, тогда как назначение права давать социально оправдывающее основание поведению людей, поступкам. И во-вторых, философия призвана мировоззренчески объяснять действительность, тогда как право уже дает основание и оправдание действиям и поступкам людей в практической жизни. В этой связи уместно заметить что, кажется, никто не обратил внимания на то, что широкоизвестные слова Маркса о том, что философы, дескать, призваны не объяснять мир, а изменять его, стали исходной предпосылкой для того, чтобы идеологические постулаты марксизма превратились в действующее революционное право— непосредственные основания для любых, в сущности, акций в отношении общества и людей.