Изложенные соображения об общедозволительном порядке юридического регулирования позволяют вернуться к вопросу о частном праве, о выражающих его гражданских законах.
Ранее уже отмечалась та исключительно важная роль, которую играют гражданские законы в формировании современного гражданского общества, когда общие принципы права становятся реальной практикой, непреложным элементом образа жизни людей. Но здесь важно подчеркнуть, что гражданские законы достигают такого результата именно потому, что они утверждают в юридическом, бытии частное право — обширную и высокозначимую правовую сферу (противополагаемую публичному праву), где как раз доминируют общедозволительные, или, по иной терминологии, диспозитивные начала. Частное право как обитель свободы (прежде всего — экономической свободы) именно в гражданском обществе становится важным блоком всего режима правозаконности.
В этой связи следует признать весьма примечательным тот факт, что 1950—1960-е годы — годы возвышения прав человека, ознаменовавшие вторую "революцию в праве", отмечены и тем, что в демократических странах начался известный ренессанс гражданского, частного права. После увлечения в 1920—1930-х годах "хозяйственным правом" и "торговым правом", отражавшими усиление административно-властных элементов в условиях кризиса в капиталистическом хозяйстве западных стран, и в правовой теории, и в практической юриспруденции этих стран заметно возросло признание ценности гражданского права в его "чистом" виде, не деформированном императивно-властной деятельностью государства. Со всей очевидностью эта тенденция проявилась в новейшем гражданском законодательстве стран Запада (особенно в Гражданских кодексах Нидерландов, канадской провинции Квебек).
И еще одно обстоятельство следует принять во внимание.
Принцип "дозволено все, кроме прямо запрещенного законом", распространяющийся на граждан, их объединения, лишь тогда выполняет свои гуманистические функции, когда он сочетается и действует "в паре" с принципом, диаметрально противоположным по содержанию, — "запрещено все, кроме прямо разрешенного законом", принципом, который должен строго и последовательно распространяться уже не на граждан, а на властные государственные учреждения и должностных лиц. Только тогда, когда государственные органы лишаются возможности поступать произвольно, вторгаться по своему усмотрению во все сферы жизни, а вправе действовать только так и в тех пределах, которые для них прямо определены законом, только в этом случае обретает реальную жизнь общедозволительное (для граждан, их объединений) начало.
И попутное замечание о том, что в праве существуют соотношения чуть ли не математического свойства. Характер сочетания двух указанных правовых качал с математической точностью свидетельствует о природе данного строя и юридической системы. В обществах с антидемократическим авторитарным строем властные органы действуют в общедозволительном режиме (они дозволяют себе "все", порой даже без всякого "кроме"), а на граждан, на подданных распространяется разрешительный порядок : они вправе совершать только то, что им разрешено — то ли нормативным государственным документом, то ли индивидуальным решением чиновника.
В демократическом же обществе, в котором утверждается правозаконность, указанное соотношение меняется на прямо противоположное, ранее уже рассмотренное: государственные органы, должностные лица подпадают под действие строго разрешительного режима, а граждане, их объединения действуют на общедозволительных началах.
Право, отторгающее насилие.
Есть еще одна, принципиально важная черта, характерная для философии правозаконности, для права современного гражданского общества, — это несовместимость такого права с насилием.
Здесь, впрочем, нужны терминологические пояснения. Право - и об этом ранее уже шла речь — вообще-то неотделимо от силы, то есть от характерной для юридического инструментария и юридических механизмов способности преодолевать правовыми методами сопротивление тех или иных лиц, при помощи юридических установлений добиваться в соответствии с действующими юридическими порядками подчинения их воли этим установлениям. Бессильное право — не право. Право — силовой инструмент социальной жизни, и об этом можно говорить в отношении всех периодов его развития, вплоть до нынешнего времени, до утверждения в жизни передовых демократических стран гуманистического права. Да и здесь, — как автор попытается показать несколько позже — в гуманистическом праве, его качество силового инструмента не исчезает — оно только преобразуется в соответствии с требованиями эпохи.