Конечно, по большей части коварную и в чем-то неодолимую, бесовскую роль играли здесь две необходимые людям и вместе с тем демонические силы — власть и собственность. Но затем силой, противостоящей праву, в ряде сфер бытия стала также и духовная культура, "философия" — теории, которые нередко, увы, опирались, так же как и гуманистическая философия, на некоторые представления христианства (средневековый агрессивный католицизм) или на представления о свободе, равенстве, справедливости (анархизм, революционное народничество).
Но ни одна "философия", ни одна теория не совершили того, что сделал ортодоксальный марксизм, — не прекратились в гигантскую всесокрушающую силу и не обернулись бесчеловечной тиранией, а в итоге — небывалыми разрушениями общества и человека[138]. Почему это произошло?
Марксизм во второй половине XIX — начале XX века ворвался в жизнь людей (и в, казалось, неостановимые процессы утверждения и развития идей свободы и гуманистического права) ослепительными идеалами всеобщего счастья, подлинного равенства, идеями социальной справедливости, и стремлением ликвидировать невзгоды, порожденные капитализмом, системой неконтролируемой свободы, эксплуатации, угнетения людей труда. И в этой связи цель развития общества виделась не в реализации узкой, по представлениям марксистов, классово-буржуазной задачи (дать свободу человеку, сделать реальностью в жизни людей демократию и право, построенные на личностных свободах), а в том, чтобы ликвидировать социальные антагонизмы вообще, освободить человечество от угнетения и эксплуатации, утвердить всеобщее равенство и социальную справедливость, осчастливить всех людей, предоставить им жизнь "по потребностям", словом, построить совершенное и разумное общество — коммунизм.
А теперь — решающий пункт в зачаровывающей и одновременно трагической, страшной судьбе марксизма.
Обвораживающая сила марксизма, его обаяние, влияние, породившие во всем мире поистине эйфорию, состояли в том, что такого рода коммунистические идеалы рассматривались не в виде мечты, не в виде возможной перспективы, рассчитанной на отдаленное будущее, а в качестве практической задачи — скорого и решительного установления того строя жизни (по крайне мере в виде "социализма" — первой, как считалось, фазы коммунизма), который должен восторжествовать в ближайшее время, буквально сейчас, при жизни нынешнего поколения, и уже сегодня сделать всех людей счастливыми, и притом — победить везде, сделать людей счастливыми во всем мире.
Высшее право — революционное право, служащее коммунизму.
Если социализм и коммунизм, согласно марксизму, являются не возможной исторической перспективой, не отдаленной мечтой, а социальным проектом, практической задачей сегодняшнего дня, то спрашивается: каковы пути и средства решения такого рода задачи?
Быть может, это использование все более утверждающихся к концу XIX — началу XX века демократических правовых институтов, избирательного права, парламентаризма, демократических законов? На подобный путь и сориентировалось немалое число последователей Маркса, объединившихся в социал-демократические партии.
Вместе с тем другая часть марксистов, сторонников ортодоксального марксизма, объявив указанный путь "оппортунистическим" и "ревизионистским", стала настойчиво отстаивать путь пролетарской социалистической революции — путь насильственного ниспровержения старого, основанного на угнетении, строя и решительных революционных мер по созданию нового социалистического (коммунистического) строя.
Наиболее последовательными сторонниками революционного пути кардинальной переделки мира стали Ленин, Троцкий, их сподвижники из крайне радикального воинственного крыла российской социал-демократической партии, образовавшие особое течение в марксизме, названное большевизмом.
Есть ли достаточные основания для пролетарской, социалистической революции?
С позиций ортодоксального марксизма — да, есть. И именно Маркс выдвинул систему взглядов, претендующих на высокую научность, в соответствии с которой человеческое общество, начав свой путь с "первобытного коммунизма", затем погрязло в бедах при господстве частной собственности, порядков угнетения и эксплуатации человека человеком, неуправляемой стихии товарно-рыночной экономики, а теперь стоит перед необходимостью устранить сами условия, порождающие эти беды, и создать действительный коммунизм — совершенное и разумное общество.
И вот — главный, ключевой вопрос, относящийся к марксизму: если эта формулировка верна, то, спрашивается, не здесь ли, не в указанных ли исторических и социальных предпосылках, кроются основания для революционного перехода существующего к совершенному строю? И не эти ли исторические и социальные предпосылки выдвинули на авансцену исторического развития определенный слой людей — класс (пролетариат), который самой историей уполномочен на то, чтобы революционным путем коренным образом изменить мир — кардинально преобразовать, во многом "до основания" разрушить существующее частнособственническое общество и создать новое, совершенное и разумное общество, построенное на общественной собственности, разумном управлении всеми процессами и общественном труде?
138
Близким (и по ряду позиций, концептуальных и прикладных, откровенно человеконенавистническим) характером отличались как религиозно-доктринерские агрессивные и колониальные правовые воззрения, так и нацистские, фашистские изуверские правовые представления, построенные на расистских теориях. Но ни то, ни другое, при всей их реакционности и отвратительности, не имели внешне благородного, чарующего и одновременно — всеохватного содержания, не были целеустремленны — как ортодоксальная коммунистическая доктрина — На коренную, "до основания" и как можно более быструю переделку "во имя всеобщего счастья" всего общества, самих основ и стимулов жизнедеятельности, самого человека; со всеми вытекающими отсюда тотально разрушительными для, общества, его институтов и человека последствиями.