Мысль эпохи Возрождения направлена на постижение самого человека в его взаимоотношениях с миром. Божество не отрицалось, но земное заслонило его. И это нагляднее всего проявилось в живописи. Так, в "Крещении" А.Верроккьо, по словам искусствоведа Вельфлина, Христос выглядит как скромный учитель. "Бегство в Египет" - это и бегство, и путешествие в неведомые края. "Тайная вечеря" - это торжественная трапеза, за которой обнаруживается предательство
95
одного из присутствующих. Постоянные сюжеты картин "Распятие", "Снятие с креста", "Оплакивание" - это неумолимая жестокость смерти, ее постоянное присутствие в жизни, горе близких, нежное сострадание женщин.
Специфическая черта философии Возрождения - деперсонализация Бога. Либо он растворен в природе ("природа есть Бог в вещах", - повторял Дж.Бруно), либо мир погружен в Бога (Н.Кузанский). Такой пантеизм и гилозоизм наделял природу способностью к бессознательному творчеству, ее собственным "языком", понимание которого вселяло надежду на познание и изменение этого мира. Отсюда появляется "натуральная магия", весьма популярны астрология, алхимия.
Пантеизм и призыв к опытному знанию, сенсуализм и магия, обожествление природы и психологизм представляют собой черты единой традиции философии Возрождения.
"Первый философ Возрождения", по происхождению немец, Николай Кузанский (1401-1464), учился в Гейдельберге, затем в Падуанском университете, где приобрел друзей среди итальянских гуманистов. В начале своей деятельности он был поглощен делом гармонического устроения мира и церкви на началах любви, свободы и суверенитета "верующего народа" , воле которого должен был подчиниться и сам папа. Однако в дальнейшем он отошел от своих полуутопических идей социального и религиозного единства Европы и человечества.
Николай Кузанский великолепно знал схоластику, был близок к мистике Мейстера Экхарта, усвоил философию античности и неоплатонизма, знал восточных Отцов церкви, профессионально владел математикой. Не изменяя традиции богословия, Николай Кузанский в то же время принадлежит уже будущей философии XVII-XX вв. Он предвосхищает Лейбница идеей равного онтологического достоинства всех вещей в мире; Канта - развернутой в "Науке незнания" системой космологических антиномий; Гегеля - триадным расположением мирового сущего; Гуссерля и Хайдеггера - учением о человеческой вселенной как априорной цельности.
В основе мироощущения Кузанского лежит божественное бытие-потенция как абсолютная возможность всего, которая парадоксальным образом есть и абсолютная действительность. Об этом всеобщем источнике и его творчестве можно что-либо высказать только в виде тоже "предположений" или "догадок", поскольку безграничность его проявлений все равно рано
96
или поздно опровергнет любое частное утверждение, превзойдет любое определение: он все может, сам мир - произведение Бога. Личная потенция творца выступает как "форма форм", потому что образует образ любой конкретной вещи.
Например, когда Бог хотел открыть понятие о Себе, Он сказал: "Я Бог всемогущий" (Быт. 17, 1), "Я тот, кто есть" (Исх. 3, 1). Это означает, что Бог как абсолютная духовность есть действительное бытие всякой возможности. Кузанский поясняет: любая вещь существует благодаря своей оформленности. Заключается ли сущность вещи в самой вещи? Считать так - значит утверждать, например, что сущность руки заключена в самой руке. Но мертвая рука - не рука. Рукой ее делает жизнь в духе. Следовательно, сущность руки имеет более истинное бытие в душе, чем в ней самой. Но в мире все вещи единичны и конечны. Бог как сущность этого мира, как чистая духовность есть форма всех возможных форм, бытие всякой возможности. Значит, то, чего нет и что может быть, не обладает действительностью в конечной (видимой, осязаемой) вещи. Следовательно, чтобы приблизиться к сущности, Богу надо стать выше разума, рассудка, чувства, и тогда Он сам обнаружит Себя перед теми, кто ищет Его в вере. То есть человеку надо отвлечься от сиюминутного, зримого, слышимого, не бегать и не суетиться, а стать выше себя. В ситуации такой остановки и напряжения мысли появляется обостренное чувство сознания, приближающегося к сущности. Об этом сказано: "Остановитесь и познайте" (Пс. 4, 11). Противоречия между тем, что Бог как "абсолютная возможность" (невозможная возможность или возможная невозможность) называет Себя беспредикатным ("Я есмь"), нет. "Я" Бога есть самообозначение, предполагающее "ты", то есть диалог, общение, в процессе которого появляются "он", "она", "мы", "вы".
Как связать единичность "Я" Бога с тем, что Он как сущее есть форма форм, с беспредельностью форм бытия? Кузанский говорит, что не следует смешивать эмпирически человеческое с запредельным божественным. Форме форм как беспредельному пределу соответствует не эмпирическая единичность, но "абсолютная единичность всех единичностей". Эта абсолютная всеобщность не просто совпадает с абсолютной единичностью, она сама в пределе есть "абсолютная единичность" (неединичная единичность, возможная невозможность). Именно это, по мнению Кузанского, имел в виду Дионисий Ареопагит: "Божье мы должны
97
познавать не по человеческому обычаю, но целиком и полностью от самих себя отстранившись и всецело перейдя в Бога". В таком общении с Богом осуществляется полнота образа Божия в человеке - конечной цели богоуподобления, совершенного знания и совершенного человека. Поскольку Бог, создав человека, отделил, освободил его от Себя, говорит Кузанский, постольку сам акт Его творчества был призывом к диалогу, свободному активизму, сотворчеству. "Человек, - говорит философ, - может познать иное, только полностью отрешившись от себя". Это значит, что лишь когда человек выходит за собственные рамки, отказывается от себя, своего маленького "я" (собственной точки зрения, мироощущения, пристрастий), - тогда он способен к тому, что принято называть творчеством. То, что говорит Кузанский, является как бы развернутой программой и путем глубочайшей внутренней интеллектуальной работы человека в целях собственного преображения.