Выбрать главу

Думать о смерти, с одной стороны, значит думать о двойном, таинственном и двусмысленном отношении: отношении жизнь – смерть или жизнь – бессмертие. С другой стороны, эти мысли неотделимы от проблемы (или тайны) зла и понятия, одновременно религиозного и онтологического, греха.

Согласно мышлению Афонсу Бутельу, зло в большей степени, чем отсутствие или лишение добра, подразумевает всегда отказ от добра, добровольный акт субъекта, являющегося носителем злого начала.

Этот отказ от добра может рассматриваться в рамках философии, когда Добро трактуется как онтологический атрибут, или в рамках религии, как грех, ибо в этом случае Добро считается чистым актом Бога.

Человек, несовершенное создание, сотрудничающее с божественным существом в области творения, ибо он является свободным существом, может отказаться от добра, которое этот акт подразумевает как проявление всепоглощающей божественной любви.

Это состояние человека, которое одновременно с объяснением падения и его последствий для грядущих поколений, исключая, однако, то, что у человека была власть, чтобы порвать отношения с Богом, не дает также, чтобы божественные милосердие и справедливость навечно осудили души исходя из одного злого акта, и делает возможным искупительное или возвращающее к исходному состоянию движение[75].

Таким образом, теория смерти, как она видится Афонсу Бутельу, необходимо предполагает теодицею, так же как дополняет и проясняет антропологию и гарантирует креациионистскую этику, которая, будучи основанной на главном отношении человека и Бога, не может отказаться от видения моральной нормы как императива объекта воли, чуждого сокровенности этого самого отношения[76].

Теория любви, которую философ считал неотделимой от своей теории смерти и дополняющей ее, основывается на оригинальном онтологическом фундаменте: доктрине «существа, пока существует очарование», анализе двух основных движений очарования – истоков и возвращения, тонком различии между очарованием и очаровыванием, понятием монады любви или любовной монады – в каждом из влюбленных ищет сущность другого как такового или как его образ. В этой теории сложная сущность влюбленных объединяется принципиальным отсутствием сущности любви и попыткой определения трех трансцендентов любви: невозможного, бесконечного и иррационального[77].

Объединяющим и подспудным элементом не только теории любви и смерти Афонсу Бутельу, но и всего его философского мышления явилось диалектическое движение саудаде, которое, родившись из временного статуса человека, способствует уничтожению времени, в котором смерть осуществляет свою абсурдную сущность, и интегрирует и гармонизирует, в единственной и совершенной любви, две взаимодополняющие инстанции – Эрос и Агапе.

Теория саудаде Афонсу Бутельу исходит из признания того, что оно является чувством, но отдаляет два понятия или предрассудка, часто отмечающие его анализ: то, которое считает его чувством одиночества, и то, которое видит его как форму прошлого.

Философ думал, как Дон Дуарте и Дон Франсишку Мануэл де Мелу, что метафизическое условие саудаде – это отсутствие, в его различных формах, с особенным значением его самой критической формы – смерти. То, что, однако, отличает чувство саудаде от состояния агонии – это отношение того и другого к смерти, ибо если первое имеет свою причину в концепции времени как объективной реальности, существующей исключительно вне нас, что заставляет исчезнуть надежду на будущее и наполняет душу печалью, то второе подразумевает принцип реинтеграции времени или, что то же самое, время без бытия или устранение времени, ибо саудаде его дополняет.

Для него прошлое стоит столько же, сколько и будущее, ибо в саудаде оба они соглашаются друг с другом или устраняют друг друга благодаря своей способности к конвергенции, исключающей какое-либо вмешательство внешнего, или гетерогенного, времени.

Действительно, память о том, чем подпитывается саудаде, – это не реминисценция и не воспроизведение конечного или прошлого, это память об истоках или Эдеме, которая отражает бесконечное и со-присутствие существ в прошлом, настоящем и будущем, креационистская память, которая сохраняет и создает, не признавая мертвым то, что живо, благодаря чему для нее не имеет смысла механическое разделение времени, ибо прошлое, настоящее и будущее участвуют в нем в равной степени и находят свое динамическое единство в сокровенной его диалектике. Хотя саудаде и содержит в себе желание как исходный момент, оно трансформирует его воспоминанием креативной памяти, придающей вспоминаемому существу конкретное изначальное единство. Таким образом, диалектика саудаде является в высшей степени субъективной, ибо в ней желание утверждается как первопричина, как первое движение субъективности от того же к другому, изнутри во внешний мир. Но поскольку речь идет о диалектике чувств, а не мотивирующих его существ, оно не определяется проекцией одного существа на другое. Оно определяется в двух взаимодополняющих движениях одного и того же существа.

вернуться

75

Ob. cit, p. 64, 70, 81–82 и 88–89.

вернуться

76

Idem, p. 89.

вернуться

77

Idem, parte III.