Для Отеро Педрайо существуют такие культуры, как португальская и галисийская, которые, благодаря основному стремлению своего духа, особенно подходили для того, чтобы на границе Философии и Поэзии достигнуть прекрасного дара знания истины, который не дан никому другому.
Рамон Пинейро
Ориентированная в решительно онтологическом направлении и в сокровенном диалоге с экзистенциальным мышлением, рефлексия Рамона Пинейро (1915–1990) предполагает, что философия должна антропологически основываться на знании человеческого существа, ибо это не единственный пункт, в котором человек контактирует непосредственно с Сущим, и человеческое существо онтологически богаче и сложнее, чем мир и прочая действительность.
Поскольку это так, философское познание как познание человеком самого себя не является ни познанием объективным, ни познанием рациональным, ибо человек не является ни чем-то «объективным» для себя самого, ни идеей, но является чем-то сокровенным, которое знает себя самого, чувствуя себя живой апробированной реальностью, а не внешней и обдуманной вещью, а это значит, что онтологическое познание человека достигается только через сентиментальное переживание[164].
Для галисийского мыслителя радикальным чувством является саудаде, так как в отличие от того, что происходит с радостью или печалью, ностальгией, меланхолией или морриной, это спонтанное переживание сокровенного мира человеческого существа, чистое чувство, чувство без его предмета, независимое от какой бы то ни было связи с мышлением или волей, это чувство своей единичности и сойдаде или онтологического одиночества человека[165].
Если саудаде – это чувство, вызванное ситуацией сойдаде или одиночества, важно не забыть, что, поскольку человек переживает различные виды одиночества, различными, в равной мере и последовательно, являются и формы саудаде, которые он испытывает. Среди различных типов сойдаде или одиночества, которые переживает человек, два являются фундаментальными: сойдаде, или одиночество, которое он переживает через свою трансцендентальную деятельность, и то, которое он переживает в глубине души. Если первое чувство зависит от объективности и ею порождается, то второе – это в чистом виде сокровенный мир.
Так, поскольку первый случай подразумевает субъектно-объектное отношение, человек всегда подвергается риску быть брошенным объектом, из чего проистекает сойдаде, или одиночество, и соответствующее саудосистское чувство. Так как отношение субъекта-объекта может принимать различные формы, то соответствующее чувство саудаде тоже может иметь различные виды.
Таким образом, для Рамона Пинейро аноранса – это саудаде по любимому человеку или утраченному благу, в то время как ностальгия – саудаде по матери-земле, а арея – саудаде по идеальному счастью или неограниченному совершенству. В этих трех случаях соответствующие разновидности чувства зависят от способностей, чуждых самому чувству (памяти или воли), так как любое из них порождает присутствие саудаде перед чем-то, о чем помнят или чего желают, что объясняет то, что соответствующее переживание оказывается болезненным, отражая недостаток или лишение чего-то или кого-то любимого или желанного.
В отличие от этого, во втором фундаментальном типе сойдаде или одиночества, том, который испытывается в глубине души субъекта и чувство развивается независимо от воли и интеллекта, человек понимает свою исходную ситуацию онтологического одиночества, чувствует себя в своей единичности, испытывает саудаде чистое и подлинное, имманентное чувству, не относящееся к предметам памяти или воли. Саудаде предстает, таким образом, как чистое чувство онтологического отношения между человеком и Сущим, как самое радикальное переживание человека, как трансцендентальная единичность, что соответствует единичности Сущего – причина, по которой саудаде, в отличие от скорби, не включает в себя и не объемлет каких-либо ссылок на время, так же как, в противоположность тому, что происходит с ностальгией, анорансой или морриной, это чувство не является ни веселым, ни печальным[166].
Будучи чувством онтологической единичности человека, саудаде также является чувством его основной свободы. Действительно, если свобода есть сокровенный дар человеческого существа, его природная единичность, и если саудаде есть исконное чувство этой единичности, только оно позволяет человеку понять свободу во всей ее онтологической чистоте, еще раз отражая свою антропологическую радикальность[167].