В этой природе переживания и онтологического чувства, самовоспринимающего индивидуальную единичность человека, заключается индивидуальность саудаде, при отрицании в нем характера чего-то, принадлежащего исключительно одной группе, такой как галисийско-португальская, хотя без предрассудков надо признать возможность того, что в этой группе способность переживания чувства саудаде развилась намного больше, чем в других общинах или народах, представляя собой одну из ее наиболее ярких индивидуализирующих черт[168].
Галисийский философ также добавил, что то обстоятельство, что саудаде представляет собой чувство индивидуальной единичности человека, не превращает его в реальность, замкнутую на себе самой, ибо индивидуальность человеческого существа открыта как для природы и действительности, в которой она действует, так и для других людей, с которыми она общается.
В действительности, дав человеку чувство онтологического одиночества, саудаде показывает ему одновременно необходимость преодолеть это самое одиночество благодаря любви, дружбе, культурной и духовной общности с другими, являясь, таким образом, равновесием между индивидуальным измерением человеческой жизни и ее дополнительным социальным измерением, делающим возможным и гарантирующим экзистенциальную полноту человека[169].
Даниэль Кортесон
Герменевтика саудаде, предложенная Рамоном Пинейро в первой половине 1950-х гг.[170], была предметом сдержанно критического рассмотрения со стороны Даниэля Кортесона (1927), противопоставившего онтологии саудаде на антрополого-экзистенциальной основе то, что он назвал «пантеистическим» видением или концепцией чувства саудаде[171] [172].
Признавая, однако, как Рамон Пинейро, что саудаде – «это самый значительный и решающий элемент галисийского духа» и «самый подлинный „экзистенциальный“ компонент галисийско-португальского духа»[173], Даниэль Кортесон отходит от этой позиции не только в философских предположениях, но и в способе толкования и понимания чувства саудаде.
Итак, критика Кортесона основывается прежде всего на экзистенциалистской концепции, на которой базируется мышление Пинейро, особенно в том, что считается его отказом от онтологии, объективного познания, метафизики как системы, универсального, естественного, исторического человека и теории трансцендентального познания, которая отстраняется от субъекта и стремится строиться на основе объекта; Рамон Пинейро надеется найти в человеке фундамент и отправной пункт философии[174].
Эта последняя тема станет сердцевиной критики Кортесона, ибо для него человек – это выражение существующего не как такового, а субъект, который существует в очень ограниченной онтологической мере, как любое другое естественное существо. С другой стороны, поскольку человек является единичностью сущего, как полагал Рамон Пинейро, трудно понять, как одновременно это сущее проявляется через «радикальное существование» психологического характера, так как любое сентиментальное существование может обеспечить знание феноменов психологических, а не онтологических, не имея поэтому какой-либо ценности Сущего, а имея только ценность единичности «я». Таким образом, для Кортесона сущее в человеке трансцендентально в отношении самого человека, проявляясь в нем только как основа единства объективного познания, непонятного внутри последовательности. К этому прибавляется то, что существо человека не может превзойти рамки антропологии, если его захотят ограничить экзистенциальным анализом, почему любая подлинная философия необходимо должна основываться на Сущем и Сущности и не может базироваться на сущности человека[175]. Две другие фундаментальные концепции Пинейро были также отвергнуты его критиком: идея, что познание человеком самого существа – это познание действительности и что чувствовать значит познать самого себя. В свою очередь, концепции Рамона Пинейро о том, что саудаде – это чувство без объекта, Кортесон противопоставил то, что в чувстве саудаде главное – это не чувство без объекта, а необъективированная воля в отдельном и конкретном существе, но в Существе – это чувство, выявляющее онтологическое одиночество, одиночество, являющееся желанием Существа, предчувствием идентичности субстанции или мистической и пантеистической воли абсолютного Существа. Это глубокое расхождение между двумя галисийскими мыслителями проецировалось, естественно и необходимо, на способ понимания тем и другим отношений между саудаде и свободой. На самом деле, для Даниэля Кортесона толкование Пинейро, конечно, воспринималось с большими мучениями, потому что принять, что саудаде есть реализация свободы, означало, что не будь саудаде, не было бы и свободы, и потому что свобода из-за своего трансцендентального характера всегда относится к чему-то, к объекту, а для Рамона Пинейро сущность саудаде состояла в том, что оно является чистым чувством, чувством без объекта[176].
169
170
В очерках