Прошло уже много лет с той моей школьной поры и нет уже со мной моего самого лучшего в мире отца, но перед глазами очень часто в своей памяти я вижу картину, когда мой отец в качестве тренера по боксу «ставит» мой удар на боксерских лапах… И я, пятилетний малыш, в непропорционально больших по сравнению с моим ростом взрослых боксерских перчатках со всей своей детской «дури», что есть силы пытаюсь молотить руками по боксерским тренировочным лапам на руках отца, отчаянно пытаясь понравиться ему и доказать, что я тоже мужчина, хотя и пока очень маленький. Я вижу его любящие глаза, его огромные сильные плечи и слышу его слова, которые буду помнить всю жизнь: «Сын, к другим не задирайся, но и себя в обиду не давай». Именно эти слова стали для меня впоследствии и до сих пор железным правилом для всех ситуаций в моей жизни.
1.2. Бычок Мишка
Когда я жил в родительском доме, в круг моих обязанностей, помимо всего прочего, входил уход за домашними животными, а именно, за крупно рогатым скотом. Рано утром я выводил их из сараев на зеленый лужок, поил водой, присматривал за ними, а вечером загонял их обратно в подсобные помещения. Нашим семейным любимцем был бык по прозвищу Мишка. Мишке было три года, цвета он был черного и весил около трехсот килограммов. Как любой здоровый хорошо откормленный бычок, Мишка любил «порезвиться»: то цепь порвет, которой его привязывают в сарае, а то и дверь вышибет вместе с косяком.
Однажды утром, я, как обычно зашел в сарай и увидел разорванную цепь на том месте, где обычно находился Мишка. Сам рогатый любимец нашей семьи стоял в дальнем углу сарая, мерно пожевывая сено, и всем своим видом показывал, что он сегодня явно не в духе. Но меня, откровенно говоря, это мало заботило. Так как, если бы я не вывел его вовремя на лужок с остальными коровами, то получил бы хорошую «трепку» от родителей. А поскольку условия моей жизни в родительском доме были почти спартанскими, то в лучшем случае меня бы могли «пилить» за этот проступок весь день, а в худшем – могли бы лишить возможности провести очередную тренировку с «железом». Поэтому, не долго думая, я подошел в плотную к Мишкиной морде, крепко ухватился за его рога обеими руками и резкими рывковыми движениями в направлении «на себя» решил дать понять бычку, что ему пора на лужок пощипать травку. В то время мне было пятнадцать лет и, помимо «железа», я также увлеченно занимался легкой атлетикой и любил марафонские дистанции. В связи с этим увлечением, избытком мышечной массы в то время я не «страдал» и при росте два метра весил не более семидесяти пяти килограммов, как говорится в народе – два метра сухостоя. Мишка сначала упирался несколько минут, а затем, видимо решив показать свой норов, резко в буквальном смысле слова «попер» на меня словно бульдозер. Это меня очень разозлило. Я стал думать о дальнейших действиях по отношению к бычку, поскольку нужно было брать контроль над этой ситуацией. И тут мне на память пришли полузабытые детские воспоминания о моем дедушке по линии отца (Филаретове Петре Васильевиче), а точнее о том дне, когда дедушка один без помощников забил на мясо огромного быка. В то время мне было семь или восемь лет, но я хорошо помню как на моих, испуганных всем происходящим, детских глазах, дед взял увесистую кувалду, подошел к бычьей морде и, хорошенько размахнувшись, ударил ей быку прямо в лоб. У быка подкосились передние копыта, и он рухнул на колени, а Петр Васильевич, не мешкая, ухватился за его рога и, что есть мочи вывернул бычью голову справа налево. Послышался сильный хруст и бык рухнул как подкошенный на правый бок, а дальше родители, прикрыв мне ладонями глаза, отвели в дом, чтобы я не видел как будут разделывать бычью тушу (видимо, чтобы не травмировать дальнейшим происходящим мою детскую психику).
Именно эти воспоминания молниеносно пронеслись в моем сознании, когда Мишка напирал на меня, сдвигая моими ступнями разбросанное на полу сарая сено, и все это происходящее напоминало мне уборку снега «Кировцем» на дороге, при этом я исполнял роль убираемого снега, а Мишка – роль убирающего с дороги снег «Кировца».
И вот сейчас мне бы хотелось более подробно описать те ощущения, которые испытал я в тот момент моего противостояния быку. Наиболее ярко я запомнил ощущение внезапно накатившей ярости по отношению к этому рогатому «тарану», запомнил свои огромные лошадиные мурашки, вызванные диким выбросом адреналина, которые, двигаясь волной от спины к голове, стянули кожу затылка. Перед собой я видел эту самодовольную мохнатую и рогатую морду, тупые спокойные глаза – и весь его вид как бы говорил мне: куда ты, мол, дергаешься, пушинка…
В этот момент во мне: в моем сознании, в моей психике пятнадцатилетнего подростка произошел какой-то внутренний щелчок. Как будто сработал некий детонатор силы духа, и он взорвал всю мою ярость, всю мою агрессию по отношению к этому огромному, мохнатому и тупому куску мяса с рогами, пытающемуся впечатать меня спиной в противоположную стену сарая. Я заорал прямо в его бычью морду, что-то вроде: «Пошел ты на…, урод рогатый!», – и всей своей силой, всем своим весом, всей своей «дурью» я «вложился» в выкручивание бычьей шеи за рога справа налево. Пол задрожал. Я по инерции упал на шею, лежащего на полу сарая, на правом боку быка и, слава богу, увернулся от дернувшегося мне в лицо копыта отчаянно лягающегося животного, не понимающего, что же с ним произошло и судорожно пытающегося встать в исходное положение на все свои четыре копыта.