38 Характерные примеры такого рода приводят Майнхоф и Райниш из языка бедауйе, в котором, например, sa' «корова», как основа всего домашнего хозяйства, мужского рода, в то время как sa' в смысле «говядина» — женского рода, поскольку не обладает соответствующим значением (Meinhof. Die Sprache der Hamiten, S. 139). В семитских языках, согласно Брокельману (Brockelmann. Grundriss, I, S. 404), отнесение существительных к мужскому или женскому роду первоначально также, по — видимому, не имеет никакой связи с естественным родом; скорее всего и здесь в основе — различия в ранге и ценности, реликты чего наблюдаются в использовании женского рода в качестве уничижительной или уменьшительной формы. Ср. Brockelmann, op. cit, II, S. 418; Kurzgefasste vergleichende Grammatik, S. 198.
39 Ср. изложение синтаксиса языков банту у Майнхофа, с. 83. Сходная ситуация наблюдается и в синтаксисе большинства индейских языков, ср. Powell. Introduction to the study of Indian languages, p. 48.
Глава V. Язык и выражение чистых форм отношений. Сфера суждения и реляционные понятия
Критический анализ познания ведет от сферы чувственного восприятия к сфере созерцания, от созерцания к понятийному мышлению, а от него — к логическому суждению. Критика познания, проходя этот путь, сознает, что его отдельные фазы, как бы четко они ни были разделены рефлексией, все же никогда не могут рассматриваться в качестве независимых друг от друга, существующих раздельно данностей сознания. Ситуация здесь скорее такова, что не только каждый более сложный момент содержит в себе более простой, а более «поздний» — более «ранний», но и наоборот, более сложный и «поздний» подготавливается и закладывается уже в более простом и «раннем». Все составляющие, из которых складывается понятие познания, соотнесены друг с другом и с общей целью познания, с «предметом», поэтому точный анализ в состоянии уже в каждом отдельном из них обнаружить указание на все прочие. Функция простого ощущения и восприятия «соединяется» здесь не только с основными интеллектуальными функциями понимания, суждения и умозаключения — имплицитно она содержит то, что проявляется в них в осознанном и самостоятельном виде. Можно ожидать, что и в языке будет обнаружена та же неразрывная корреляция духовных средств, с чьей помощью он выстраивает свой мир, что и в языке каждый из его частных мотивов будет заключать в себе общий характер его формы и специфическую целостность этой формы. И в самом деле, это предположение подтверждается тем, что подлинным и изначальным элементом формирования языка выступает предложение, а не отдельное слово. Это положение также принадлежит к числу фундаментальных тезисов, раз и навсегда обоснованных Гумбольдтом для философского анализа языка. Как он подчеркивает, «нельзя себе представить, чтобы создание языка начиналось с обозначения словами предметов, а затем уже происходило соединение слов. В действительности речь строится не из предшествующих ей слов, а, наоборот, слова возникают из речи»[1]·[62]*. Следствие, которое Гумбольдт делает при этом из основного спекулятивного понятия своей системы философии языка — из понятия «синтеза» как основы всякого мышления и всякой речевой деятельности[2], — было в дальнейшем во всех своих компонентах подтверждено эмпирико — психологическими исследованиями.
В них «примат предложения над словом» также рассматривается в качестве одного из наиболее важных и надежных результатов изысканий[3]. К той же мысли приходит и история языка, повсюду словно говорящая нам, что выделение отдельного слова из предложения как целого, равно как и разграничение частей речи, происходило чрезвычайно постепенно и что на ранних и примитивных стадиях развития языка все это еще практически полностью отсутствует