— А ты меня, признаться, удивил, когда сообщил, что Михаил Романов в Перми.
— А ты не знал, что ли?
— Уверяю тебя — нет.
— Ну, как это могло быть?
— Да вот так, не знал, да и все. Не странно ли, правда?
— Не думаешь ли ты, что от тебя конспирировали?
— А ведь похоже.
— Да, если правда, что ты не знал, то действительно похоже.
— А почему это?
— Трудно сказать. Я тебе не говорил потому, что думал, что ты все знаешь. Может быть, и другие то же самое.
— Сдается, что нет. Тебе-то я верю, а вот насчет других, это чересчур кажется сомнительно. Не нравится мне это.
— А это все исходит от Сорокина и Лукояновых.[44] Дрянные интриганы! А тебя они боятся.
— Ну странно, боятся, а не говорят. Если бы боялись, то сказали.
— То-то и есть, что наоборот. Что они боятся тебя — это я знаю наверняка, а вот не говорили потому, что, по их мнению, ты все можешь сделать, если захочешь.
— Что это «все»?
— Я говорю о Михаиле;
— Так выходит, что они охраняют его от меня?
— Похоже.
— Ну, этого еще не доставало.
— Не доставало, так получи!
— Все это как-то не по-нашему, не по-большевистски, не по-товарищески.
— Да где же им товарищами-то быть? Без года неделю в партии, интеллигентики, и ты хочешь, чтобы они сразу большевиками стали?
— Да не хочу, а на какой же черт они нужны нам, если они не большевики.
— Может быть, будут. Ловко они меня подвели? Сами устроили пьянку, вместе пили, а потом вперед нас с Шумаевым ушли, и красногвардейцев навстречу послали. Чем это не большевизм?
— Ну, а ты тоже хорош: дорвался и нализался.
— Да, грешен. Слабоват я на это место. А это их не делает все же честными партнерами, большевиками. Я пью, но я большевик. А они и пьяницы, и не большевики. А Федор Лукоянов еще и кокаинист. Вот и боятся тебя. Они чувствуют зависимость от тебя, а им хочется быть большим начальством.
— А ты знаешь, что они расправиться с тобой хотели?
— А что я слепой и глупый? Теперь-то знаю, а не знал, когда шел пьянствовать. А как ты узнал?
— Вовремя приехал! Ну, довольно об этом. А вот скажи-ка, когда привезли Михаила?
— Привезли его в начале декабря, кажется.[45]
— Одного?
— Нет, двенадцать человек охраны старого времени, его личной охраны во флотской одежде. Жандармский полковник Знамеровский с женой и какая-то еще баба, должно быть, Михаила, но не жена его. А затем личный секретарь, английский лорд Джонсон.[46]
— Ну? Привезли, и вы что с ними сделали?
— Посадили в губернскую тюрьму. Но вскоре стали получать из центра за подписью Свердлова и Ленина телеграммы, предписывающие освободить их.[47]
— А вы как?
— Мы? Мы освободили и установили надзор ЧК.
— А где же он поселился?
— В Королевских номерах.[48]
— Все там?
— Все, конечно. Только полковника Знамеровского мы вскоре опять посадили.
— Почему?
— Да ведь он жандармский полковник.
— А не странно ли, жандармского полковника посадили, а Михаил на свободе. Тот, кому этот жандарм служит верой и правдой. Какая-то убогая политика.
— Да ведь насчет Михаила есть прямые предписания, а насчет Знамеровского нет. Как ты этого не понимаешь?
— Только в этом и дело?
Я узнал, что Ленин и Свердлов действительно дали телеграфное распоряжение освободить Михаила. Больше того, через некоторое время я узнаю, что в Перми получено предписание за подписями Ленина и Свердлова снять надзор ЧК за Михаилом. Никакого сопротивления, самого слабого протеста наши местные власти не проявили. Сняли надзор ЧК и установили надзор милиции.
Через несколько недель новое предписание Ленина и Свердлова: освободить Михаила из-под надзора милиции и не рассматривать Михаила как контрреволюционера.
А потом и еще: разрешить Михаилу выехать за город на дачу без всякой охраны [Первое время над М.А. и Джонсоном был установлен гласный надзор милиции, и они ежедневно ходили отмечаться в местный штаб Красной гвардии. Затем надзор был снят и Пермский исполком заявил о снятии с себя ответственности за «целость» Михаила Романова. См. далее в тексте.].
Наряду с этой ошеломившей меня информацией, я узнаю, что в Перми ведется усиленная агитация и пропаганда, изображающая Михаила, как благодетеля, который дал народу свободу, а с ним поступают варварски, арестуют, сажают в тюрьму, устанавливают надзор ЧК, устанавливают надзор милиции, — словом, поступают как с мелким политическим пройдохой.
44
Лукоянов Федор Константинович — в июле 1918, во время расправы над семьей Николая II, — председатель Уральской областной ЧК (находилась в Екатеринбурге). Э.Радзинский отводит Ф.Лукоянову роль таинственного «шпиона», проникшего под видом плотника в дом в Тобольске, где проживала царская семья. (См.: Радзинский Э.С. Господи... Спаси и усмири Россию: Николай II: жизнь и смерть. М., 1993. С.278–282). Факт психического заболевания Ф.Лукоянова, судя по всему, был использован при создании художественного фильма «Цареубийца».
45
Решение о высылке вел. кн. Михаила Александровича из Гатчины в Пермь было принято на заседании Совнаркома 9 марта 1918.
46
Вместе с М.А. в Пермь приехали: его управляющий и личный секретарь Н.Н.(Брайан) Джонсон (мать Джонсона была экономкой в доме, купленном М.А. в Англии еще до начала Первой мировой войны), камердинер Никифор Челышев и шофер Василий Борунов (по др. источникам, напр., в списках заложников, расстрелянных в Перми осенью 1918, слуги М.А. значатся как — В.Ф.Челышев и П.Я.Борунов). Супруга вел. князя графиня Н.С.Брасова не сопровождала мужа в ссылку: она приезжала в Пермь один раз в мае 1918. В Пермь был выслан также П.Л.Знамеровский, полковник, б.начальник Гатчинского железнодорожного жандармского управления. С ним одно время жила в ссылке его жена В.М.Знамеровская. В своем дневнике М.А. упоминает лиц, с которыми он общался в ссылке (среди них также высланные): С. и О.Тупицыны, повар Митревели, П.Н.Второв, Екатерина Даниловна (?), Добродины (Добротины), Николаевы, инженер Андреев, правовед Нагорский, доктор Шипицын, полковник М.П.Обыденов.
47
По приезде ссыльных в Пермь Пермский Совет объявил было распоряжение об аресте М.А. и Джонсона. После того, как они отправили телеграммы на имя Ленина и Бонч-Бруевича с просьбой позволить им свободное проживание, Бонч-Бруевич и Урицкий телеграфировали Пермскому Совету соответствующее указание: «имеют право жить на свободе под надзором местной Советской власти» (Цит. по: Буранов Ю., Хрусталев В. Гибель императорского дома. М., 1992. С.94–95). Сначала М.А. поселился в гостинице при б. Благородном собрании.
48
Гостиница по ул. Сибирской (ныне ул. К.Маркса, 5). Здание гостиницы возведено в 1907 по заказу лесопромышленника В.Н.Королева. В рекламе 1910–1911 говорится о «первоклассных» гостиничных номерах «Королевские». В обиходе прижилось название «королевские» (см.: Топоров С.А. Самосуд // Вечерняя Пермь. 1990. 15 января; Цит. по: Самосуд: Убийство великого князя Михаила Романова в июне 1918: Документы и публикации. Пермь, 1922. С.37).