Если главное в ужасных существах то, что сама их невозможность по отношению к нашим концептуальным категориям является тем, что заставляет их функционировать так убедительно в драмах открытия и подтверждения, то их раскрытие, в той мере, в какой они являются категориальными нарушениями, будет связано с некоторым чувством беспокойства, дистресса и отвращения. Следовательно, роль ужасных существ в таких повествованиях - там, где их раскрытие захватывает наш интерес и доставляет удовольствие, - будет одновременно требовать некоторого вероятного отвращения. То есть, чтобы вознаградить наш интерес раскрытием якобы невозможных существ сюжета, эти существа должны вызывать беспокойство, страх и отвращение, как предсказывают теоретики вроде Дугласа, явления, плохо вписывающиеся в культурную классификацию.
Итак, в качестве первого приближения к разрешению парадокса ужаса мы можем предположить, что большинство ужастиков привлекают нас тем, что сюжеты открытий и драмы доказательств возбуждают наше любопытство и способствуют нашему интересу, в идеале удовлетворяя его приятным образом. Но если любопытство повествователя к невозможным существам должно быть удовлетворено путем раскрытия, этот процесс должен потребовать некоторого элемента вероятного отвращения, поскольку такие невозможные существа, ex hypothesi, вызывают тревогу, страдание и отвращение.
Можно сказать, что монстры в таких историях разоблачения должны вызывать тревогу, страдание и отвращение, если процесс их обнаружения должен приносить удовольствие. Другой способ понять это - сказать, что основное удовольствие, которое доставляют нам рассказы о разоблачении, то есть интерес к ним и источник их притягательности, заключается в процессах открытия, игре доказательств и драмах ратиоцинирования, которые их составляют. Дело не в том, что мы жаждем отвращения, а в том, что отвращение - это предсказуемое сопутствие раскрытия неизвестного, раскрытие которого вызывает у зрителя желание, которое повествование пробуждает и затем удовлетворяет. Это желание не будет удовлетворено, если монстр не бросит вызов нашему представлению о природе, которое требует, чтобы он вызывал определенное отвращение.
При такой интерпретации нарративов ужасов, большинство из которых, казалось бы, эксплуатируют когнитивную привлекательность драмы разоблачения, переживание эмоций арт-хоррора не является нашей абсолютно главной целью при потреблении фикций ужасов, хотя и является определяющим признаком для идентификации принадлежности к жанру. Скорее, арт-хоррор - это цена, которую мы готовы заплатить за откровение невозможного и неизвестного, того, что нарушает нашу концептуальную схему. Невозможное существо вызывает отвращение, но это отвращение - часть общего повествовательного адреса, который не просто приятен, но потенциальное удовольствие от которого зависит от подтверждения существования монстра как существа, нарушающего, бросающего вызов или проблематизирующего устоявшиеся культурные классификации. Таким образом, нас привлекают, а многие из нас ищут ужастики такого рода, несмотря на то, что они вызывают отвращение, потому что это отвращение необходимо для удовольствия, связанного с привлечением нашего любопытства к неизвестному и вовлечением его в процессы откровения, рациоцинации и т. д.
Возражая против этой линии предположений, можно указать на то, что многие из видов сюжетных структур, встречающихся в фантастике ужасов, можно найти и в других жанрах. Игра открытий и подтверждений, подкрепленная рациоцинацией, встречается в детективных триллерах. А сюжеты фильмов-катастроф первой половины семидесятых часто напоминают сюжеты ужасов, но вместо упырей и вампиров, призывающих к открытию и подтверждению, виновниками становятся потенциальные землетрясения, лавины, наводнения и перегретые электрические системы.
Конечно, в детективных историях и фильмах-катастрофах раскрываемое зло не является невозможным или в принципе неизвестным. Это означает не только то, что подобные повествования не вызывают характерного отвращения, но и то, что существует качественное различие в том, какое любопытство они вызывают и поощряют. Я не хочу сказать, что один вид любопытства выше или ниже другого; я хочу лишь сказать, что могут существовать разные виды любопытства, задействованные сюжетными структурами, которые на определенном уровне абстрактного описания выглядят формально эквивалентными, с точки зрения их основных движений. Однако одно дело - любопытство к неизвестному, но естественному, и совсем другое - к невозможному. И именно последней формой любопытства, как правило, обладают ужастики.