Вспомним еще раз, что объекты арт-хоррора по определению нечисты. Это следует понимать в том смысле, что они аномальны. Очевидно, что именно аномальная природа этих существ делает их тревожными, вызывающими страх и отвращение. Они нарушают наши способы классификации вещей, а такие фрустрации картины мира не могут не вызывать беспокойства.
Однако аномалии также интересны. Сам факт того, что они являются аномалиями, завораживает нас. Их отклонение от парадигм нашей классификационной схемы сразу же привлекает наше внимание. Оно околдовывает нас. Оно приковывает и удерживает наше внимание. Это притягательная сила; она привлекает любопытство, то есть делает нас любопытными; она приглашает к любознательности в отношении ее удивительных свойств. На необычное хочется смотреть, даже если оно одновременно отталкивает.
Монстры, аномальные существа, о которых идет речь в этой книге, отталкивают, потому что нарушают устоявшиеся категории. Но по той же причине они привлекают наше внимание. Они привлекательны в том смысле, что вызывают интерес, и для многих являются причиной неодолимого внимания, опять же потому, что нарушают постоянные категории. Это диковинки. Они могут приковывать внимание и возбуждать по той же самой причине, по которой они вызывают беспокойство, страх и отвращение.
Если эти, безусловно, простецкие замечания окажутся убедительными, напрашиваются три интересных вывода. Во-первых, привлекательность не-нарративного и не-раскрывающего типа повествования в ужасах объяснима, как и раскрывающего типа повествования, в основном любопытством, свойством ужасных существ, которое вытекает из их аномального статуса как нарушения устоявшихся культурных схем. Во-вторых, ужасные существа способны так хорошо поддерживать интерес к раскрывающим сюжетам в значительной степени только потому, что, будучи аномальными, они могут быть неотразимо интересными. И, наконец, что особенно касается парадокса ужаса, монстры, объекты арт-хоррора, сами по себе являются источниками амбивалентной реакции, поскольку, будучи нарушением устоявшихся культурных категорий, они вызывают тревогу и отвращение, но в то же время являются объектами очарования - опять же, только потому, что они преступают устоявшиеся категории мышления. То есть амбивалентность, которая определяет парадокс ужаса, можно обнаружить уже в самих объектах искусства - ужасах, которые вызывают отвращение и восхищение, отталкивают и привлекают своей аномальной природой.
Я определил нечистоту как существенную черту арт-хоррора; в частности, объекты арт-хоррора - это, отчасти, нечистые существа, монстры, признанные выходящими за рамки естественного порядка вещей, установленного нашей концептуальной схемой. Это утверждение можно проверить, отметив поистине впечатляющую частоту, с которой появление таких монстров в текстах ужасов явно коррелирует с упоминанием отвращения, брезгливости, отталкивания, тошноты, омерзения и так далее. Более того, источник такого отношения, по-видимому, кроется в том, что их, по словам Дэвида Поула, "можно в некотором смысле назвать беспорядочными; они бросают вызов существующим категориям или вносят в них беспорядок..... [То, что поначалу нас беспокоит, чаще всего оказывается просто смешением [или запутыванием] видов". Но одновременно с тем, что разрушение наших концептуальных категорий беспокоит, оно также приковывает наше внимание. Он стимулирует наш познавательный аппетит перспективой чего-то ранее немыслимого.
Очарование ужасающего существа идет рука об руку с беспокойством. И, по сути, я бы утверждал, что для тех, кого привлекает этот жанр, очарование, по крайней мере, компенсирует беспокойство. В определенной степени это можно объяснить, обратившись к мыслительной теории вымышленных эмоций, о которой мы говорили ранее в этой книге. Согласно этой точке зрения, зрители знают, что объект арт-хоррора не существует до них. Зрители лишь реагируют на мысль о том, что такое-то и такое-то нечистое существо может существовать. Это приглушает, но не устраняет тревожный аспект объекта арт-хоррора и дает больше возможностей для очарования монстром. Можно предположить, что очарование было бы слишком большой роскошью, если бы человек, вопреки всему, столкнулся с ужасающим монстром в "реальной жизни". Мы, как и герои фильмов ужасов, почувствовали бы себя ужасающе беспомощными; ведь такие существа, в той мере, в какой они бросают вызов нашей концептуальной схеме, оставили бы нас в растерянности, чтобы придумать, как с ними справиться - они бы озадачили нашу практическую реакцию, парализовав нас ужасом (как они обычно поступают с героями фильмов ужасов по той же причине). Однако в арт-хорроре речь идет только о мысли о существе; мы знаем, что его не существует, и не ставим перед собой практических вопросов о том, что делать. Таким образом, страшные и отвратительные аспекты монстров не оказывают на нас такого же практического воздействия, позволяя очарованию укорениться. Таким образом, в качестве второго приближения к разрешению парадокса ужаса мы можем объяснить, как получается, что то, что, по гипотезе, обычно вызывает у нас страх, тревогу и отвращение, может также быть источником удовольствия, интереса и притяжения. Применительно к арт-хоррору ответ заключается в том, что монстр - как категориальное нарушение - очаровывает по тем же причинам, по которым он вызывает отвращение, и, поскольку мы знаем монстра.