Современная фантастика ужасов, таким образом, артикулирует тревоги, связанные с переходом от американского века к "мы не знаем чему" для массовой аудитории, подобно тому, как постмодернизм артикулирует предчувствия нестабильности для интеллектуалов. В обоих случаях реакция может показаться экстремальной. Не нужно думать, что глубинные нормы культуры находятся под угрозой, даже если под угрозой находится американская гегемония. Однако чрезмерная реакция во времена социального стресса, безусловно, понятна. И я утверждаю, что несомненная популярность фантастики ужасов и постмодернизма - это реакция на чувство нестабильности, вызванное осознанием того, что порядок, установившийся после Второй мировой войны, и примыкающая к нему культура находятся в смятении.
Конечно, даже если моя расширенная аналогия с постмодернизмом неточна, все равно может оказаться, что мы уловили нечто актуальное в отношении фантастики ужасов. Ведь даже если постмодернизм не является своего рода нигилистической реакцией на гибель Pax Americana, все равно может оказаться, что современная фантастика ужасов воплощает подобные культурные тревоги. Ее рассуждения о нестабильности норм - как классификационных, так и моральных - ее ностальгические аллюзии, чувство беспомощности и паралича, которое она вызывает у своих героев, тема человека-как-мяса, паранойя ее повествовательных структур - все это, кажется, обращено к неуверенности в жизни в современном мире.
Срочно, поскольку в памяти - или в иллюзиях памяти - существует убеждение, что не так давно было время, когда все казалось стабильным и царило чувство уверенности.
Поскольку жанр ужасов, так сказать, основан на нарушении культурных норм, как концептуальных, так и моральных, он предоставляет репертуар символики для тех времен, когда культурный порядок - пусть и на более низком уровне общности - рушится или воспринимается как находящийся в состоянии распада. Таким образом, ужасы, жанр, который обычно может привлечь лишь ограниченное число зрителей благодаря своей основной силе притяжения, может привлечь массовое внимание, когда его иконография и структуры развернуты таким образом, что они артикулируют широко распространенную тревогу времен стресса.
Вследствие войны во Вьетнаме и парада разочарований, последовавших за ней, американцы недавно и постоянно - часто по веским причинам - разуверились в своей Мечте. Вполне понятно, что комментаторы торгуют на наводящей на мысли словесной замене американской мечты американским кошмаром. Чувство паралича, порожденное не только масштабными историческими потрясениями, но и неумолимой неспособностью практически примириться с ситуациями, которые упорно кажутся немыслимыми и невероятными, находит готовый, хотя и не полный, аналог в повторяющейся психической деморализации вымышленных жертв, ошеломленных ужасными монстрами. К лучшему или к худшему, но американцев уже почти два десятилетия непоправимо потрясают "невероятные" события и перемены. И их жанром стал ужас.
Примечания
Стивен Кинг, "О том, как стать брендом", в книге "Сам по себе страх", изд. Тим Андервуд и Чак Миллер (Нью-Йорк: Новая американская библиотека, 1982), с. 15-16.
Согласно теории, которая будет развиваться в этой книге, "Другой" на самом деле не является прямым примером чистого ужаса. Однако я включаю его сюда, потому что он обычно упоминается как важный для возникновения жанра.
Интересно пролистать такую книгу интервью, как "Лица страха", и отметить, сколько писателей ужасов ссылаются на фильмы ужасов как на свое неизменное и приятное приобщение к жанру. Это относится даже к такому выдающемуся предшественнику, как Роберт Блох. См. Douglas E.Winter, Faces of Fear: Encounters with the Creators of Modern Horror (New York: Berkley Books, 1985).
Например, чрезвычайно полезная книга редактора Маршалла Б. Тимма Horror Literature: A Core Collection and Reference Guide (New York: R.R.Bowker Company, 1981) начинается с 1762 года.
Фредерик С. Франк, "Готический роман: 1762-1820", в "Литературе ужасов", стр. 11.
Монтегю Саммерс, "Готический поиск: A History of the Gothic Novel (London: Fortune, 1938).
J.M.S.Tompkins, The Popular Novel in England (London: Methuen, 1969), p. 245.
См. Дональд Глут, "Франкенштейн преследует театр", в книге "Легенда о Франкенштейне".
(Metuchen, New Jersey: The Scarecrow Press, 1973).
Имя вампира Вамея иногда приписывают Джеймсу Малкольму Раймеру.
С точки зрения теории, которую мы будем отстаивать в этой книге, большинство произведений По не вписываются в жанр ужасов. Я бы предпочел считать По мастером ужаса, а не хоррора. Однако я упоминаю о нем в этом введении не только потому, что он теоретически связан с жанром, но и потому, что своей концепцией важности изображения психологических ощущений персонажей он оказал решающее и прямое влияние на многих крупных писателей ужасов, таких как Г.П. Лавкрафт и его последователи.