Загадочный роман Конан Дойла "Гончая Баскервилей" - образец фантастически-необъяснимого сюжета. Убийства, происходящие в контексте древнего проклятия, неподражаемый Шерлок Холмс показывает, как результат человеческого заговора. То есть Холмс в конце концов раскрывает дело, получив авторитетное натуралистическое объяснение. С другой стороны, многие из рассмотренных в этой главе сюжетов ужасов относятся к категории фантастического-чудесного: читатель, часто вместе с героями, колеблется между натуралистическими и сверхъестественными объяснениями - скажем, между дикими собаками и оборотнями, - пока натуралистические объяснения не будут исчерпаны, а существование монстра не будет обнаружено и подтверждено.
Конечно, такие ужастики, по сути, являются подкатегорией фантастического-чудесного. Но не факт, что все истории в режиме фантастического-чудесного - это ужастики. Ведь, согласно моему представлению об ужасах, сверхъестественный или научно-фантастический монстр, существование которого в конце концов признается, должен быть страшным и отвратительным. Но фантастическое-великолепное в равной степени удовлетворено тем, ужасает ли чудесное существо или нет. Например, чудесное существо, существование которого наконец-то признано, может быть благожелательным ангелом.
Хитрость создания фантастического - будь то во всей истории в целом (чисто фантастическое) или только в каком-то ее сегменте (например, фантастически-чудесное) - заключается в том, чтобы сделать доказательства как можно более нерешительными. Эта нерешительность должна быть вплетена в ткань рассказа. Повествование, то есть, должно модулировать поток информации таким образом, чтобы альтернативные гипотезы выдвигались и поддерживались, или, по крайней мере, так, чтобы обе выдвигались и ни одна из них не была безвозвратно подорвана до момента открытия. Конечно, в чистой фантастике ни одна из альтернатив никогда не потерпит удовлетворительного поражения.
Один из способов сделать это - направить доказательства сверхъестественной гипотезы через персонажей, чей рассудок под вопросом (или которые каким-то другим образом ненадежны). Таким образом, часть повествования будет включать инциденты или наблюдения, как "изнутри", так и "снаружи" персонажа, которые делают его сообщения двусмысленными.
Это также можно сделать, как подчеркивает Тодоров, повествуя о доказательствах на смысловом уровне в терминах пропозициональных установок, которые эпистемически слабый. Тодоров предлагает такой пример из случайно выбранного отрывка из романа Жерара де Нерваля "Аурелия".
Мне казалось, что я возвращаюсь в знакомый дом..... Старая служанка, которую я называл Маргаритой и которую, казалось, знал с детства, сказала мне.... Я верил, что падаю в бездну, которая раскалывает земной шар. Я чувствовал, как меня безболезненно уносит поток расплавленного металла..... У меня было ощущение, что эти потоки состоят из живых душ, находящихся в молекулярном состоянии.39
То есть язык кажущегося, верящего, чувствующего и ощущающего здесь не позволяет нам воспринимать положения дел, о которых якобы сообщалось выше, как решительно верифицируемые. Таким образом, используя этот тип языка для развития сюжета, автор вводит возможность натуралистически необъяснимых происшествий. В то же время эти очевидные сообщения не могут быть безоговорочно одобрены, поскольку они предлагаются в контексте психологических состояний, которые логически не оправдывают вывод о том, что предполагаемые положения дел имеют место.
Такой выбор языка будет особенно стратегически важен не только для упражнений в чистой фантастике, но и для рассказов ужасов из подкатегории fantasticmarvelous, в которых автор хочет, чтобы читатель колебался, возможно, в самом начале развития сюжета, над тем, является ли монстр натуралистически объяснимым или сверхъестественным. Использование слабых модальных и других уточняющих конструкций, таких как "может быть" и "возможно", а также гипотетических конструкций, позволяет автору намекнуть на существование сверхъестественного, не подтверждая его полностью.
До сих пор, следуя Тодорову, я рассуждал о литературе. Однако некоторые из его наблюдений можно распространить и на обсуждение кино. Поначалу это утверждение может показаться сомнительным. Ведь примеров чистой фантастики в кино не так уж и много. Возможно, одним из них является фильм Джека Клейтона "Невинные" 1961 года - экранизация романа Джеймса "Поворот винта", но такие фильмы редки. Однако в кинематографе есть множество примеров фантастически-необычного и фантастически-удивительного режимов; более того, с точки зрения наших интересов, наибольшее количество примеров фантастически-удивительного жанра в кинематографе - это, пожалуй, фильмы ужасов.