Трансцендентальный объект возможного опыта, прекрасно проанализированный Кантом[29], не теряет своей значимости, но уместно теперь ставить вопрос о его происхождении. Трансцендентальный объект – и соответственно все стандартные объекты макромира, предметы нашего возможного опыта – возникают в результате постепенного остывания[30] и прогрессирующего упорядочивания гигантского фрагмента сущего, получающего название Универсум. Происходит редукция вектора состояния, в результате чего объекты вида (n↑, n↓), суперпозиции, преобразуются в «простые» объекты вида (n, n) или (n есть n), в масло масляное и розу розовую посредством соотношения с собой. Класс объектов (n↑, n↓), то есть объектов архаической комплектации, следует рассматривать как более широкий, включающий в себя и вырожденные или, быть может, лучше сказать, дважды рожденные экземпляры. Кроме того, опыт (хотя уже и не в смысле Канта) подсказывает, что помимо полностью обезвреженных объектов, лишившихся трансцендентной составляющей, мы также имеем дело с посюсторонними проекциями изначальных комплектов. Во всех связях физической причинности их «поведение» неотличимо от сплошь посюсторонних объектов типа крикетных шаров, но они могут беспричинно выбывать или неузнаваемо трансформироваться в случае внезапной потусторонней раскомплектации. Тут предуведомление о возможности разрыва не поможет, конечно, делу сохранения континуума, но оно может предотвратить разрыв сердца и, по крайней мере, спасти от методологического шока.
Наконец, мы имеем дело с феноменами сознания, которые расширены за пределы фюзиса-природы, в частности, потому, что лишены простого соотношения с самими собой. Сознание постоянно порождает объекты и объективации, но никогда не сводится к ним. Собственный режим присутствия сознания, режим «я»-присутствия, предполагает полную, нередуцированную укомплектованность, так что выход в трансцендентное – это не какой-нибудь бонус, требующий многолетней работы по обретению просветления, а аутентичный способ бытия сознания как такового. Провалы и перепады памяти отражают чрезвычайную сложность комплектации такого сущего, как субъект: в высшей памяти не работает режим автосохранения, в который включен континуум фюзиса, зато суперпозиции, не входящие в общую регулярность законов природы, имеют свое представительство в человеческой памяти.
В принципе формой такого представительства можно считать знак. Пока еще остается своего рода парадоксом тот факт, что семиозис в целом и во многих частностях поддается описанию в терминах нелинейных суперпозиций, в терминах теории разрыва. Ну в самом деле, разве что-нибудь в природе можно сравнить со связью означаемого и означающего, с отношением означивания, знаковой репрезентации? Все, что связано в природе, связано прочной причинной связью[31], и эта эластичная связка реализует себя прежде всего как замедлитель, удерживающий разбегание миров. Некоторые следствия (следствия вообще) суть чрезвычайно сложные «морские узлы», чтобы их завязать (причинить), требуется множество каузальных нитей, быть может, вся совокупность природы. Однако внутри природы ничто не могло бы произойти беспричинно: ни возникновение, ни уничтожение – все, не увязанное временем мира, остается за пределами естества, в Мультиверсуме. Внутренние связи, конечно, различаются между собой по прочности, связь между океаном и пролившимся на него облаком прочнее, нежели связь между высохшим листом дерева и глыбой гранита на противоположном берегу реки, – но и та и другая экземплярность могут встретиться в порядке естественного причинения. А вот лист в качестве означаемого не может встретиться со своим означающим, созвучием «лист», в порядке естественных причин, для их связи требуется уже другой, не естественный, а сверхъестественный порядок.
Иными словами, объекты семиозиса, знаки, представимы в виде комплектов (n↑, n↓), ибо, с одной стороны, нет ничего теснее связи означаемого и означающего, а с другой – нет ничего произвольнее. Сопоставление такой связи с суперпозицией и квантовой нелокальностью просто напрашивается: попробуем сосредоточиться на этой компаративистике.
Уже отмечалось сходство рифмы с нелокальным взаимодействием в микромире, впрочем, каких-либо естественнонаучных оснований для легитимации такого сходства нет – или пока нет. Рифма может отсутствовать в ближайшем окружении (в смысловом поле, в пространстве логического вывода, etc.) и найтись где угодно, то есть связь посредством рифмовки является примером нелокальности. Но это нелокальность второго порядка, так сказать, внутреннее дело семиозиса; квантовая механика еще даже не подошла к своим нелокальностям второго порядка. Семиотическая нелокальность первого порядка – это как раз и есть собственно означивание, комплектация странной, сверхустойчивой пары вида («в огороде бузина», «в Киеве дядька»), определенность такой частицы дополнена состоянием, реализованным даже не в далеком созвездии Тау Кита, а дальше самого пространства. Что из этой сцепки может воспоследовать, физики не знали и не знают, с этим имеют дело гуманитарные дисциплины, исследующие процесс производства и циркуляции символического, и тут, в этом исследовании, самая большая заслуга принадлежит, пожалуй, основоположнику структурализма Фердинанду де Соссюру. Именно Соссюр положил конец совершенно бесперспективным поискам материальной (естественной) связи между означаемым и означающим, признав факт разрыва (hiatus), а главное, показав, что знак может работать, выполнять свое предназначение лишь в том случае, если он не несет в себе никаких отягощающих связей наподобие тех, которыми связаны явления природы (феномены опыта).
31
И само