Истолкованная как трансцендентность интенциональность предстает как основная характеристика переживания и позволяет объяснить, как происходит конституирование предмета. Осознание происходит благодаря речи, до речи сознание не имеет никакого отчетливого содержания. Речь объективирует переживание, не интеллектуализируя его. Само переживание предстает как единство протекания жизни и ее осознания.
Рассматривая переживание в качестве механизма возникновения предметности, Миш отходит от традиции рационализма, которая связывает возникновение предметности с мышлением в форме суждения.
Он отличает мышление в узком смысле этого слова как схватывание предмета посредством значений и мышление в широком смысле этого слова как мнение и полагание. Полагание означает «установить отношение к чему-либо» и включает в себя все возможные виды мыслительных отношений, включая когнитивные, эмоциональные, эстетические и практические. Речь способна передать все эти разнообразные формы мыслительного отношения к предмету: императивы, пожелания, восклицания, пропозиции и т. д. представляют собой различные направления образования значений при опредмечивании. Предмет может быть, следовательно, выражен не только посредством пропозиций.
Человеческий мир как «мир слова», как семантически структурированная действительность возникает, как следует из размышлений Миша, вследствие выделения таких функций языкового выражения как экспликация, сообщение и представление. Изначальное оформление духовного социального мира происходит как посредством дискурсивно-понятийного, так и недискурсивного мышления. Несмотря на то, что понятия языка являются «подвижными» и «конкретными», тем не менее, они имею общий характер и понятны любому члену данного сообщества.
Понятие о понятии. Последний шаг Миша в обосновании герменевтической логики связан объяснением природы понятия. Он разрабатывает теорию о логической форме понятия, опираясь на теорию Канта и одновременно критикуя ее. Как и Кант, он считает, что понятие не исходный объект логики, а само является продуктом мышления. В отличие от Канта, а также от доминирующего до настоящего времени подхода, для которых понятие есть элемент суждения, Миш рассматривает в качестве исходной формы всеобщего не общее понятие, а конкретное слово. Свою задачу он видит в разработке альтернативы объяснению общего характера понятия как абстракции, возникающей в процессе сравнения и обобщения эмпирических данных. Путеводную нить для переосмысления логики понятия он находит опять же у Канта, в его учении об интеллектуальности чувственного восприятия, а именно, в учении о схематизме. Это учение дополняет представление об обобщающем понятии представлением о схематическом понятии, общий характер которого обеспечивается неким правилом. Если обобщающее понятие представляет собой единичное, которое можно использовать для описания многих предметов, то схематическое понятие (например, слово «треугольник»), наоборот, позволяет представлять единичное. Миш опирается на кантовскую идею о том, что единичное не является простым коррелятом чувственности, и развивает ее дальше. Однако поскольку понятие о правиле представляется ему «слишком рациональным» (там же, С. 388), то он отказывается от учения о схематизме и обращается к теории языка для того, чтобы прояснить вопрос об общем характере понятия.
Результат предпринятого Мишем анализа языка с целью определить характер понятия состоит в том, что искомую исходную всеобщность понятия он интерпретирует как «всеохватывающее предметное» (там же, С. 395, 396). Это «всеохватывающее предметное», взятое под определенным углом зрения, выражается в слове. Слово специфицирует и одновременно опредмечивает это «всеохватывающее предметное», сохраняя его, как общее подлежащее для единичных актов опредмечивания. При этом опредмечивание в слове может произойти лишь в том случае, когда встреченное уже антиципировано как возможное «нечто». Миш называет этот изначальный процесс «полаганием»: «Полагание предвосхищает воззрение самой вещи» (там же, С. 415).