Цель Мак-Доуэлла состоит в том, чтобы разработать рациональную теорию познания с минимальным эмпирическим содержанием. Рациональное отношение к миру в процессе познания он понимает как признание ответственности по отношению к нему. Положение об ответственности в процессе познания предполагает, наряду с прочим, ответственность за эмпирические понятия. Принятие на себя ответственности за понятийное строение мира подразумевает, однако, что человек — в определенной степени — все же конституирует мир. Тогда положение об ответственности за предложения опыта можно рассматривать как положение о герменевтической ответственности по отношению к миру. При этом, однако, возникает вопрос о том, насколько далеко простирается сфера герменевтической ответственности человека.
Можно ли вообще говорить об ответственности человека по отношению к эмпирическому миру, т. е. об ответственности за эмпирические понятия? Идет ли у Мак-Доуэлла речь о том, что индивидуум должен в каждом конкретном случае корректировать свои восприятия? Например, о том, что дальтоники должны использовать понятие «красный», даже если они не способны воспринимать красный цвет? Или же вопрос об ответственности носит трансцендентальный характер в том смысле, ответственны ли люди за то, что они приписывают определенным вещам предикат «красный»? Ответственна ли летучая мышь за то восприятие мира, которая она имеет на основе строения своего организма? Должен ли человек оправдывать то, что он создан так, а не иначе? Или же он должен принять этот факт и постараться понять, почему он в результате имеет определенный способ восприятия?
Как вообще может сочетаться положение об ответственности человека за эмпирические понятия с положением об опыте как трибунале познания? Как кажется, эмпирическое понятие может служить «трибуналом опыта» только тогда, когда человек не несет никакой ответственности за эмпирические понятия. То есть в том случае, когда у человека нет возможности образовать альтернативное эмпирическое понятие, когда эмпирическое понятие не зависит от мировоззрения. Мак-Доуэлл и сам признает, что «то, как опыт индивидуума репрезентирует вещи, находится вне нашего влияния» (там же, С 35). Он, однако, настаивает на том, что «от нас зависит, принимаем ли мы эту видимость или нет» (там же). Спрашивается, не спутаны ли в данном случае речь об эмпирическом понятии и о его нормативной интерпретации?
Соотношение элементов эмпиризма и рационализма в концепции Мак-Доуэлла явно характеризуется преобладанием последних. Он разрабатывает идею о понятийном характере опыта для того, чтобы даже непосредственные эмпирические понятия (цвет, запах) можно было бы рассматривать как «возможные элементы мировоззрения». Он полагает, что «если мы хотим избежать проклятия пустоты, то мы должны рассматривать созерцания как находящиеся в рациональных отношениях к тому, что мы должны думать, и не только в причинных отношениях к тому, что мы действительно думаем, в противном случае идея того, что мы нечто думаем, оказывается потерянной» (там же, С. 93).
Понятие «природа»
Кульминацией его программы, выявляющей ее герменевтический характер, можно считать его предложение переосмыслить понятие природы. Герменевтической или натуралистической теория познания предстает в зависимости от того, как она предлагает думать о природе: мыслит она природу на основании модели рациональности или на основании закона причинности. Другими словами, в качестве критерия можно использовать эмпирическое понятие: воспринимается оно как «значение», зависимое от мировоззрения, т. е. «для нас», или его воспринимают как «значение» в смысле Фреге, выступающее репрезентантом чувственно воспринимаемого предмета. Согласно Мак-Доуэллу, человек изначально помещен в рациональное «пространство оснований» и анализ природы должен основываться на этом положении. Тем самым он ставит под вопрос натуралистическое восприятие природы и открывает путь для герменевтического подхода к ее пониманию.
Первый шаг в этом направлении он видит в необходимости переосмысления представлений о природе человека. Мак-Доуэлл пишет: «Новое мышление требует другой концепции об актуализации нашей природы. Мы должны выводить восприимчивость к значению из операций наших естественных чувственных способностей, даже если мы настаиваем на том, что восприимчивость не следует понимать натуралистически, т. е. как попадающую в область законов природы» (там же, С. 102). То, к чему он стремится, это «натурализм, освобождающий место для значения» (там же, С. 103), который, в конечном счете — что признает сам Мак-Доуэлл — вообще перестает быть натурализмом.