«Живое умирает, потому что оно заключает в себе противоречие, именно оно есть всеобщее в себе, род, и в то же время существует непосредственно лишь, как единичное». Но «смерть единичной лишь непосредственной жизни есть возникновение духа».
Итак, субъективность есть дух, разум, самоцель, сознающая себя идея. Объективность — мир, тоже самоцель, тоже конечная цель, тоже идея. Следовательно, речь идёт о субъективной и объективной идее. Единство этих противоположностей реализуется в познании, которое должно снять односторонность противоположностей. Односторонность субъективной идеи снимается путём теоретической деятельности, идеи, или через идею истины. Односторонность объективной идеи снимается введением в мир и реализацией разумных целей духа, или через практическую деятельность (через идею добра).
Процесс конечного познания (теоретический процесс) идёт аналитически и синтетически. Из процесса конечного знания рождается идея необходимости.
«В необходимости, как таковой, само конечное знание покидает своё предположение и исходный пункт, именно найденность и данность своего содержания. Необходимость в себе есть понятие, относящее себя к себе. Таким образом субъективная идея приходит к себе, к определённому в себе и для себя, к неданному и, следовательно, к имманентному для субъекта, так что переходит в идею воли».
Свобода является тут абсолютной целью, которая требует реализации в мире. Идея добра противостоит «ничтожеству объективности». Но задачи мира входят в его действительность, долженствование — в бытие. Поэтому — в противоположность Канту, идея добра тождественна с идеей истины.
Это тождество теоретической и практической идеи и есть абсолютная идея. Содержанием абсолютной идеи служит система Логики, понятие развития, а её формой — диалектический метод, как метод развития, противоречивого трёхчленного развития. Содержанием служит именно вся система, а не «конечная станция». «Интерес заключается в целом процессе движения». Теоретическая и практическая идеи, познание и воля, являются мировыми категориями, они входят в понятие действительности.
Таким образом, логическая идея завершилась абсолютной идеей, которая дальше, через природу, как своё инобытие, шествует к Абсолютному Духу…
Нетрудно, после всего вышесказанного, обнаружить «мистику идей» на каждом шагу в изложенной части «Логики» Гегеля. Трактовка действительных процессов, как суждения, умозаключения и фигур логики явно перевёртывает реальные отношения и идеалистически их извращает. Но Ленин совершенно правильно предостерегал против того, чтобы эту мысль Гегеля, которой у последнего отведено столь почтенное место, рассматривать, как вздор. Эта мысль, если продумать её глубже, во всём её значении, устанавливает объективную связь между отношениями действительности и отношениями мышления, между объективными законами и законами логики, между формами бытия и формами мышления, между опытом и практикой — с одной стороны и теоретическим познанием — с другой. Эта мысль уже сама по себе является опровержением всего и всяческого априоризма, в котором субъект навязывает миру феноменов неизвестно откуда появившиеся априорные формы и категории. В материалистической интерпретации дело обстоит так, что действительные связи вещей и процессов через опыт и практику общественного человека, отражаются в его теоретических формулах. При этом такие соотношения, которые опытом и практикой подтверждаются бесчисленное количество раз и не знают исключений, откладываются в сознании общественного человека, как аксиоматические категории, которые потом идеалистические философы объявляют априорными. Гегель, между прочим, хорошо понимал неравноценность разных типов умозаключения. В наше время, например, классический тип умозаключения, фигурировавший во всех старых и новых учебниках логики, выступает в особом свете. Мы говорим о силлогизме. Все люди смертны. Кай — человек. Следовательно, Кай смертен. Представьте себе, что появилось новое: «Каю» удалось добиться регенерации клеток, вопреки соображениям Гегеля о роде, жизни, индивидууме и т. д. Первое положение о смертности сохраняется: Кай ещё никому ничего не говорил. Что Кай — человек, это остаётся. Но вывод неверен, и в то же время неверным становится и первое положение: оно внутренне размывается. Опытное происхождение здесь наглядно дано в слове: «все».