Таким образом, диалектическая трактовка развития включает и постепенность, и скачки в их переходе друг в друга и в их единстве. Реальный исторический процесс и в природе, и в обществе, предполагает и то и другое, и ещё Сен-Симон делил эпохи на «органические» и «критические». Разве история земли, геологическая история, не знает катастроф, оледенений, землетрясений, «потопов», провалов суши, исчезновения воды и т. д.? Разве звёздные миры не знают падений планет и звёзд друг на друга? Разве общество не знает гибели целых цивилизаций? Разве оно не знает войн и революций? Да, наконец, присмотримся к Дарвиновой теории естественного подбора: разве она, несмотря на постепенность эволюции, исключает скачки? Возьмём появление приспособительного признака, конкретной особенности, которую «подхватывает» подбор. Она появляется «случайно»: Дарвинова закономерность есть закономерность отбора, необходимость, включающая «случайность». Но как происходит это появление признака? Как мутация, т. е. скачок. Далее, сам процесс отбора включает борьбу. Но когда идёт, например, война между муравьями, и один муравейник истребляет другой, это не скачок? И т. д. до бесконечности.
Осознание и теоретическое обобщение этих факторов заставляет нас трактовать процесс изменения, как диалектический процесс, т. е. и как процесс, объединяющий в высшем единстве прерывное и непрерывное, количество и качество, постепенность и скачок. Развитие в марксистском понимании не есть буржуазная «чистая эволюция»: это понятие шире, полнокровнее, богаче, истиннее, ибо оно больше соответствует объективной действительности, неизмеримо вернее отражает эту действительность.
Процесс эволюции вовсе, как мы видели много раньше, не однозначен: он включает и движение «вперёд», и «регресс», и движение по кругу, и по спирали, и застойные периоды, и гибель. Движение мира в целом есть движение «равнодушное» к «благу», как это ни прискорбно господам идеалистам, верующим, жаждущим сверхъестественного утешения и ободрения. Единство мира состоит не в единстве его «цели», не в едином «мироправстве его премудрого творца» (Гегель), а во взаимосвязанности всех его моментов, в его материальности, развивающей бесконечное многообразие своих свойств, в том числе и мышления, которое ставит цели. Жизнеощущение, интерес и прочее положены в самой жизни и её необходимостях, а не за пределами природы и жизни. Punctum.
Отсюда вытекает и ограниченность позитивистской доктрины о непрерывном прогрессе. Когда, например, Огюст Конт в своей «Социологии» распинается о всеобщем прогрессе, который продолжается без перерыва через все царство живого, начиная от простых растений и самых низших животных «и до человека, социальная эволюция» которого образует в действительности только «его заключительное звено», то тут правда перемешана с грубейшим упрощением. Человек действительно звено в природной эволюционной цепи. Общественное развитие действительно есть момент общего развития, как и все органическое развитие есть момент исторического процесса природы. Но представление о непрерывности прогресса ложно. Представление о всеобщем прогрессе ложно. Конт не видит ни перерывов, ни гибели, ни нисходящей линии развития. Это односторонняя точка зрения. С другой стороны, из положения Маркса о том, что действительное движение знает и спираль, и круг, и регресс, и остановку — нельзя делать скептического вывода по отношению к настоящему: здесь вопрос именно в конкретно-исторических условиях общественного развития (мы говорим в данном случае об обществе): всё — за то, что теперь победит социализм, и снимет путы с прогресса, которые наложил на движение вперёд гниющий капитализм; вся специфичность обстановки исключает возврат к исходным позициям, и суждения по аналогии с Римом, Грецией и т. д. (ср. Шпенглер) бесплодны, поверхностны, убоги и неверны. Диалектика превращения неумеренных поклонников бога прогресса и мрачных пессимистов сама коренится в безнадёжном положении не человечества, а капитализма. That is the question[414].