А Чупров-сын в нашумевших в своё время «Очерках по теории статистики»[420] ещё более углубил эту противоположность, но взял её не в разрезе основного деления на науки о «природе» и «духе», а в другом аспекте. Он выставил (вместе с рядом математических статистиков, в том числе известным немецким учёным Борткевичем) положение, что «индивидуальное» отличается не особым свойством, как своим непременным признаком, а нахождением в определённом месте в определённое время. Если, например, перед нами два (воображаемых) совершенно тождественных яйца, но мы мысленно следим за ними, то мы их всегда будем различать, т. е. индивидуализировать, ибо они занимают всегда в данное время разные места и не могут быть в одно время в одном и том же месте. Отсюда получается вывод, что индивидуализация связана с конкретным временем и конкретным методом, с положением в системе временных и пространственных координат. А отсюда, в свою очередь, распадение знания на две большие ветви: знание номографическое, которое выводит законы, т. е. нечто, независимое, от времени и места («вечные законы»), и знание идиографическое, которое связано или и с временем, и с местом одновременно (история такой-то страны за такой-то период, статистика народонаселения такой-то страны в такое-то время и т. д.); идиография тоже нужна и полезна, как и номография, это только другой тип знания.
Наконец, нужно упомянуть, что с лёгкой руки Родбертуса в политической экономии (через Тугана-Барановского и др.) укоренилась терминология, называющая логическими категории такого порядка, как средства производства (капитал в «логическом» смысле) и категориями историческими такие категории, которые свойственны только одному типу хозяйства, во всяком случае не всем его типам.
Всему этому противостоит утверждение Маркса (в «Немецкой Идеологии»), по которому, в сущности, есть одна наука, а именно история, которая распадается не историю природы и историю общества. И, действительно, если все находится в историческом процессе изменения, если всеобщее, универсальное движение есть, следовательно, исторический процесс, то немудрено, что и его отражение именно этот процесс и должно отражать.
Здесь несомненна крупная проблема, знания. Как же её решить?
Мы начнём с рассмотрения некоторых предваряющих вопросов.
Во-первых, о «законах» и «фактах». Бывают ли «факты», т. е. «вещи», «процессы» — вне закона, т. е. связи, отношения? Нет. Мы хорошо знаем, что всякое конкретное связано с абстрактным, единичное с общим, одно с другим, иным; что «вещи в себе», без всякого отношения к другому, это — пустая абстракция, ничто; что отношение и связь, т. е. закон, имманентны вещам и процессам. И, наоборот, бывают ли законы, связи, общее вне «факта», т. е. вне единичного, вещей, процессов? Конечно нет. «Отношение» и «связь» вне того, что относится и связано — тоже совершенно пустая, бессодержательная абстракция, «ничто». Закон, связь, отношение не есть нечто, стоящее рядом с вещами или процессами или над ними, не есть особая «сила» или особый «фактор», ими «управляющий», а форма бытия этих самых вещей и процессов. Связи и отношения могут быть более широкие и глубокие, менее широкие и глубокие, но они никогда не существуют «в себе»: их нельзя превращать в какую-то особую, в себе существующую реальность, стоящую над вещами,— такое представление (часто встречающееся) есть лишь утончённый вариант анимистической трактовки мира.
Во-вторых, о движении и покое. Покой мы должны рассматривать лишь как частный случай движения, как его «момент». На самом деле «всё и вся» находится в вечном безостановочном движении. А отсюда следует, что не только общество, но и природа, и весь мир находятся в состоянии исторического преобразования, исторического движения. Совершенно неверен поэтому уже исходный пункт риккертианской философии: в природе-де всё повторяется, в обществе — ничего не повторяется. Здесь только разные масштабы. Разве, например, земля не имеет своей истории? Разве её геологические периоды не представляют собою исторических и своеобразных периодов? Разве здесь нет на каждом историческом шагу нового, конкретного, своеобразного, специфического? Конечно, есть: состояние земли, как расплавленной массы и теперешнее её состояние, исторически образовавшееся, не одно и то же (см. Канта: «Всеобщая история и теория неба» А.). Геология — насквозь исторична. А биология? Что такое вся эволюционно — биологическая теория? Разве речь не идёт здесь об образовании всё новых и новых видов и форм, т. е. о тех «неповторимых», «конкретных», «своеобразных» моментах, о которых говорит Риккерт? Если на это скажут, что здесь «особенное», а не «единичное», то следует возразить, что здесь можно дойти и до единичного; и что здесь дело обстоит точно так же, как и в обществе: «особенное» — «способы производства», «формации»; «единичное» — ещё более дробные связи и соотношения между людьми в потоке исторического процесса.